Эндри подумала. Бабушка постоянно ездила первым классом. Когда сестры везли её в монастырь, они поехали вторым. Но она должна экономить свои деньги – кто знает, хватит ли их вообще на такой длинный путь. И она попросила билет третьего класса. Человек выписал ей билеты – это была почти целая тетрадь. Он написал ей большую записку, что она должна делать в пути. В Париже надо переехать на другой вокзал. Пересесть… ждать… снова пересесть. Но в промежутках она может отдохнуть, может прервать поездку.

Но Эндри не отдыхала и не делала перерывов, разве только там, где должна была час-другой дожидаться следующего поезда. Она питалась бутербродами, повсюду покупала себе фрукты и совершенно испортила желудок. Она старалась соблюдать чистоту, стирала свой носовой платок, смывала пыль с лица и с рук. Но затем она его потеряла и осталась грязной. Окружающие её люди были не чище. Она меняла деньги в Париже, потом – в Вентимилье, замечала, что её обманывают, но не решалась против этого возражать. Снова и снова она спрашивала о ближайшем и лучшем поезде, но все оказывалось, что её билеты не давали ей права ехать на отходящем.

Три дня и две ночи она тряслась на пассажирских поездах, пока наконец около полуночи не приехала в Неаполь. Она оставалась на вокзале, пока её не прогнали. Тогда она побежала по улицам, спрашивая временами, где гавань. Ранним утром она попала на грузовое судно, валялась среди корзин и тюков и около полудня прибыла на Капри. Побежала на пристань, спрашивая каждого человека о своём двоюродном брате. Но никто не знал такой фамилии. Кто-то посоветовал ей пойти в город справиться на почте – может быть, там знают или дадут совет. В палящий зной, больная и разбитая, она стала взбираться на гору. Наконец отыскала почту, но там было все закрыто. Пришлось долго ждать.

Она написала фамилию Яна, подала записку человеку за решёткой – тот кивнул головой и подробно рассказал, как она должна идти. Она не поняла ни слова. Тогда тот позвал с улицы мальчика-оборванца, который доведёт её. Они шли сначала узкими улицами, затем в гору вдоль садовых оград. Там и тут расположились дачи, а между ними маленькая церковь. Мальчик открыл одну дверь и провёл её через сад к белому дому, обвитому виноградом. Он постучал в дверь, но никто не выходил. Тогда мальчик обежал кругом. Эндри слышала его голос, поняла слово «синьоре» и догадалась, что он спрашивал о господине. Послышался визгливый женский голос. Эндри испугалась: наверное, это женщина, с которой он живёт, из кафешантана! Уличный оборванец вернулся и стал ей что-то рассказывать, говорил и глазами, и руками, и ногами. Наконец она поняла: «синьоре» не было дома, но пусть она обождёт, уж он его найдёт и приведёт. Она дала ему пару серебряных монет, и он побежал, сломя голову.

На мраморной лестнице сидела и ждала Эндри. Из дома слышалось пение – оно ей было противно. Быть может, только потому, что она так устала и ей было так нехорошо? Разве та, которая жила там, не была знаменитой артисткой? Медленно ползли её мысли. Здесь она не сможет остаться – та женщина, наверное, её не потерпит. Но Ян уж куда-нибудь её поместит – только бы он пришёл, только бы он наконец пришёл! Внутренности у неё болели, в голове шумело. Она была голодна и хотела пить. Со вчерашнего дня – ни глотка воды и ничего не ела. Как она выглядит? Все на ней липнет! А устала она, так устала…

Кто-то дотронулся до её плеча. Она вскочила.

– Синьоре! – торжествовал оборванец. – Синьоре!

Она сошла со ступеньки и посмотрела кругом, но ничего не увидела. Мальчик побежал обратно через сад в дверь. Она услыхала, как он громко звал:

– Синьоре! Синьоре!

Затем пришёл он. В белых ботинках, в белых штанах и рубашке, с пиджаком через руку. Высокий и белокурый, загоревший на солнце до красно-коричневого цвета. Вид – сияющий.

Она попыталась пойти навстречу, но зашаталась, удержалась на ногах, устремив на него взор.

Он тотчас же узнал её.

– Как – ты, Приблудная Птичка? – воскликнул он. – Боже мой, дитя моё, как ты выглядишь! – Он громко засмеялся. – Скажи, пожалуйста, ты окончательно, раз и навсегда отвыкла умываться? – Он увидел, как она слаба, обвил её стан рукой и горячо поцеловал.

– Ян, – пыталась она что-то сказать, – Ян, я сейчас же пойду дальше, я только хочу…

Но она ничего не могла больше сказать и крепко ухватилась за него, чтобы не упасть.

– Антония! – крикнул он. – Констанца!

Две женщины выбежали из дома, старуха и молодая. Ян отдал им распоряжение, и втроём они потащили её в дом. Эндри чувствовал?®как приласкал её кузен и словно издалека слышала его голос.

– Ну, ну, Приблудная Птичка, это – ничего, ровно ничего. Все снова будет отлично!

Затем как будто наступил сон. Около неё были две женщины, они поднесли к её губам стакан. В нем было вино. Она пила и ела, но не знала, что. Её раздели – она сидела в ванне. Без рубашки – совсем без рубашки! Коричневые руки мыли и вытирали её.