Остановившись, Сергей Петрович сунул руку в набрюшную сумку, вытащил оттуда оптический прицел, с щелчком установил его на планку Пикатинни своей Мосинки и передернул затвор, досылая патрон в патронник. С расстояния в сотню метров голова волка полностью занимала все поле зрения в прицеле. Рядом по волкам из своего СКС целился Антон Игоревич, а вот для 'Сайги' Андрея Викторовича дистанция была все еще слишком велика, и он, вставив в нее магазин с картечными патронами, держал оружие наизготовку - на случай, если стая все же кинется. Не кинулись. Когда прозвучали первые выстрелы и два первых волка пали жертвами пуль, стая, не принимая боя, порскнула врассыпную - лишь бы оказаться подальше от этого страшного места. По ним не стреляли, ибо для настоящей охоты на волков время еще не пришло, и их мех еще не обрел всего своего зимнего великолепия, а напрасная трата невосполнимых патронов - это государственное преступление.

У автобуса остались замертво павший от мосинской пули в башку крупный лобастый кобель (который только что, привстав на задние лапы и оскалив желтоватые клыки, пытался заглянуть в окно автобуса) и получившая рану в крестец волчица, которая, скуля и волоча за собой парализованные задние лапы, пыталась уползти в кусты. В несколько прыжков Зара настигла полупарализованную беглянку, ухватила ее своей огромной пастью за шею и несколько раз ударила об землю - точно так же, как и того злосчастного беркута. Визг обреченной волчицы стих, и наступила тишина. Пора было вождям клана Огня подходить к автобусу, извлекать из него потерявшихся в межвременной щели французских школьников, строить их в колонну по два и отправлять к казарме для помывки в бане и первого шапочного разбора.

Именно в казарме, сильно опустевшей, когда почти все те женщины, которые считались взрослыми, перебрались в общежитие, Сергей Петрович решил поселить таких нежданных и дорогих гостей. Дорогими они были, потому что дополнительные рабочие руки означали, что стройка Большого Дома будет закончена значительно быстрее, чем планировалось. Хотя, конечно, изнеженные городские подростки из двадцать первого века по выносливости и трудовому энтузиазму весьма уступают своим сверстникам из века каменного - жилистым и закаленным как гвозди. Нет, пройдет пара-тройка месяцев - и французы тоже обретут те же кондиции, что и аборигены, но через три месяца будет уже зима, которая потребует от людей совсем иных качеств, потому что тяжелый и изнурительный труд прекратится и начнется не менее изнурительная учеба. С учетом повышенной восприимчивости юных Ланей и Тюленей Сергей Петрович планировал за одну зиму пройти с ними всю программу начальной школы, научив всех женщин и девушек читать, писать и считать.

К тому же для дальнейшего существования клана, точнее, уже племени Огня, состоящего по женской линии аж из четырех кланов: 'Основателей', 'Ланей', 'Тюленей' (они же полуафриканки), а теперь еще 'французов', немаловажным было наличие еще одной генетической линии из будущего, связанной с 'Основателями' только через трех своих представителей, один из которых, если судить по рассказам Ольги, был далеко не лучшего качества. Да что там говорить - если из того что, она рассказала, правды хотя бы только половина, то этого избалованного потомка новых русских лучше сразу же, не тратя времени на отдельные разговоры, привязать к ближайшему дереву и оставить на милость медведей, жирующих перед залеганием в спячку, и тех же лесных волков, которые с удовольствием употребят его в пищу. Но нельзя-с! Еще в самом начале, когда он взвалил на себя обязанности судьи, Сергей Петрович решил, что не будет выносить приговор на основании одних предубеждений. Вот натворит чувак чего-нибудь такого, что потянет на смертную казнь или изгнание - вот тогда и получит все свое причитающееся. Ну а сумеет воздержаться от тех поступков, что там дома были хороши, а здесь несут летальный исход - честь ему и хвала, может быть, он еще не так безнадежен, как это сейчас кажется.

Там же и тогда же. Ольга Слепцова.

Я была очень рада снова увидеть наш автобус, на этот раз при свете дня. Внутри маячили белые от пережитого испуга лица учеников, от повышенного любопытства расплющивших носы о стекла, и среди них - вытянутая физиономия мадмуазель Люси, которая явно не ожидала увидеть нас с Роландом живыми и здоровыми. Сопровождавшие нас вооруженные мужчины поначалу не вызвали у нее какой-то особой реакции, и когда она высунула свой длинный нос в дверную щель, первые ее слова, обращенные ко мне, были:

– Мадмуазель Ольга, скажите мне, где вы так долго шлялись, и где Марин и эта мерзавка Патриция? Надеюсь, что их не съели какие-нибудь волки?

По тону мадмуазель Люси было понятно, что именно на такой исход она и надеялась в глубине души, но у меня не было настроения вступать с нею в перепалку. Мне даже было заранее немного жалко мадмуазель Люси, ибо то суровое и немногословное общество, которое было готово принять нас в свои объятья, должно с крайним неодобрением относиться к таким особям, как она.

– С Марин и Патрицией все в порядке, - громко ответила я, чтобы меня услышали все ученики, даже самые глухие, - они сейчас находятся в надежном месте у хороших людей, которые готовы приютить и всех нас. Особого комфорта тут не обещают, но сытная еда, а также место для ночлега в сухом и теплом месте нам всем гарантировано.

Я не стала говорить, что все эти услуги, неоценимые по меркам каменного века, будут предоставлены не бесплатно, и все эти блага придется отрабатывать тяжелым монотонным трудом во имя общего блага. Для некоторых людей это является само собой разумеющимся, ибо за все надо платить; другие же привыкли, что им все должны, начиная с родителей и кончая государством - и когда они узнают, что для того, чтобы есть, надо трудиться, это становится самым большим разочарованием в их жизни.

– Это очень хорошо, мадмуазель Ольга, - с самодовольным видом произнесла мадмуазель Люси, - надеюсь, что нас заберут отсюда как можно скорее, и за то, что ты хорошо выполнила мое поручение, я обещаю просить, чтобы тебя не очень строго наказали за ту пощечину... Скажи тем людям, которые пришли с тобой, что все мы замерзли и очень хотим есть. Если что, я смогу им неплохо заплатить.

Эта женщина еще ничего не понимала, и ни о чем не подозревала. Но когда-то это обязательно должно было случиться, поэтому я набрала в грудь побольше воздуха и, стараясь, чтобы моя речь звучала не слишком эмоционально, выдала такую тираду: