Всё. Теперь остается только ждать. Брат Виккел будет играть столько, сколько сможет, потом его сменит Тойра... еще кого-нибудь найдут - и так до тех пор, пока Найденыш (именно Найденыш, а не живущий в нем форэйас!), поддетый на крючок мелодии, не вынырнет сюда, в то, что люди называют реальностью.

И если это произойдет, Тойра постарается, чтобы мальчик никогда не вспомнил о том, что привиделось ему в бреду, никогда в сознание Найденыша не проберутся воспоминания Носителя.

...Разве только иногда, в снах, которые, просыпаясь, он будет помнить весьма и весьма смутно.

Тойра наклоняется и подбирает с пола разбросанные статуэтки Сатьякала, ссыпает их на тумбочку. Туда же ставит кружку.

Вглядывается в бледное лицо, кажется, начинающее чуть розоветь - хотя, конечно, это самообман: изменения, даже если они начались, не могут проявиться так скоро.

И все-таки.

– Выживи, мальчик, - шепчет Тойра.
– Выживи, не сдавайся. Да, я намерен сделать тебя своим орудием и оружием, но... я обещаю, я клянусь тебе, что не забуду о том, что ты не только форэйас, но и человек. И когда-нибудь, когда настанет время, я все расскажу тебе.

"Живой или мертвый", - добавляет он мысленно.

Поднимается и выходит из спальни, оставляя Найденыша наедине с мелодией флейты, с нечеловеческим прошлым и неопределенным будущим.

...Глядя из своего сновидения-бреда на случившееся тогда, Фриний так и не сможет увидеть лица своего учителя - того лица, лица сорокапятилетнего Тойры, - учитель будет поворачиваться к Фринию спиной.

Всегда - спиной.

И Фриний-Найденыш стонал во сне: там, на кровати, и здесь, в коридорах Лабиринта...

* * *

Змея - толстенная, иссиня-черная, явно ядовитая - ждала за дверью.

Гвоздь вполголоса ругнулся и присел, чтобы рассмотреть гадину повнимательнее. Ну да, точно ядовитая - у них у всех головы как бы треугольные, а в "щечках"-то как раз отрава и таится.

Вот пакость!

Кровь у змеи была, как и полагается, красной и вязкой, и уже начала подсыхать. Натекло ее немало, и голова, отсеченная от туловища, но лежавшая рядом, казалось, плавала в этой луже. Гвоздь поддел голову кинжалом, словно боялся (а что?
– в глубине души действительно боялся!) этой головы: вот сейчас возьмет да и оживет. Но нет, никаких чудес, никаких воскрешений, никакого священного сияния и пророческих слов - обычная дохлая змея.

Другое дело, что совсем не обычен сам факт присутствия ее в комнате Гвоздя и господина Туллэка; а впрочем, только на первый взгляд необычен.

Иначе как бы молчаливый тайнангинец вдруг оказался в этой самой комнате и застукал здесь конюха? То-то же.

Значит, зашел, чтобы подложить свинью, то есть, в данном случае змею, подложил, заметил мальчонку и поволок за ухо на правый суд? Похоже на то. Почему подложил разрубленную? А это предупреждение. (Тут бы спросить: "О чем можно предупреждать таким образом?" - но разве ж разберешь этих тайнангинцев, к тому же господин Туллэк наверняка-то знает, о чем). Откуда Айю-Шун змею взял? Да откуда их обычно берут - словил или купил у какого-нибудь торговца змеями (и, выходит, держал, мерзавец, живой в одном из сундуков как минимум пару дней, позже у него случая-то купить или поймать не было). Теперь возможность подвернулась - вот он и подбросил. А пацану велел молчать - если тот вообще что-нибудь заметил, он, небось, о другом в тот момент думал.

Гвоздю сейчас, кстати, тоже о другом подумать не мешало бы.

Он оставил в покое змею и шагнул к своей койке, пошарил под матрасом... да, есть! Плотный конверт с разломанной печатью оказался на удивление увесистым. "Покойный граф что, трактат отправил на память бывшему соратнику по походу? Мол, проживши жизнь свою до половины, спешу к бумаге и перу с повинной? Или просто отец графиньки был впридачу страстным графоманом?"

Хотя какое это сейчас имеет значение? Мальчишка рисковал для тебя, мерзавца, подставлялся - так читай поскорее, пока господину Туллэку не взбрело в его врачевательскую голову бежать спасать "господина жонглера" от возможных козней Айю-Шуна.

Из-за плотно прикрытой двери в комнату просачивался негромкий гул, в зале на первом этаже давно забыли про "досадный случай", лютнист ужаривал раздумчивого "Рыцаря", слушатели внимали. Пожелай кто-нибудь прогуляться коридором, Гвоздь наверняка услышит скрип досок и успеет принять меры.

Так что не будем обращать внимания на дохлую змею в углу и подсядем поближе к свече... ну-ка, о чем изволит писать покойный граф Н`Адер?..

Ишь ты, а ведь и вправду накатал целый трактат!

Итак...

"Мой дорогой друг!

Поскольку вы читаете это письмо, выходит так, что вы живы, а я уже отправился во Внешние Пустоты. Как сказали бы наши боевые товарищи, "сбежал под крыло Разящей", - хотя, подозреваю, там, где я нахожусь сейчас, когда вы читаете письмо, меньше всего мне захочется оказаться под крылом Цапли. Надеюсь, что этого и не случится - а также надеюсь, что вам, мой друг, удастся завершить начатое нами много лет назад.

Ну, довольно лирики - перехожу к делу.

Я решил ничего не рассказывать Флорине, вернее, не рассказывать ничего существенного. Я слишком хорошо знаю своего шурина, чтобы доверить девочке что-либо, кроме этого письма; да и его я обозвал малозначительным, сделал все, чтобы она поняла: здесь только пара строк для вас, а остальное вы знаете сами. Опять же, раз вы его читаете, значит, письму удалось избегнуть рук господина Фейсала.