Шрифт:
Писали: импрессионисты и экспрессионисты, имажинисты и конструктивисты, люминисты и неоромантики, неоклассики и беспредметники, лефовцы и перевальцы.
Члены Коллегии Наивысшей Доброжелательности обходили поэтов и спрашивали, как они поживают.
Одни самодовольно радовались:
— Благодарю вас. Я заготовил четыре тысячи рифм, еще не бывших в употреблении.
— А я написал небольшую поэмку в тысячу двести строф. Семистопным ямбом.
Другие жаловались:
— Понимаете, в редакции "Красного Чернозема" мне отказали в авансе. Черт знает что такое! Жрать-то ведь надо!
Третьи возмущались:
— Безобразие! Вчера впервые написал стихотворение в двенадцать строк, и до сих пор нет хвалебной рецензии! Что же, мне самому хвалить себя, что ли?
VI
КОНЕЦ РАССКАЗА
Якцидрак залез в Редакционную Корзину и умер. Умер навсегда.
И поэты, которых так невыносимо много в городе, среди которых мало настоящих, но много хлама, до сих пор продолжают свое ужасное ремесло так, точно никакого Якцидрака никогда не было и никто никогда не поднимал насущнейшего вопроса о праве на писание стихов.
Е. Зозуля
789. Обыкновенный гражданин. Родился. Был ребенком. Потом отроком. Постепенно стал взрослым. Незаметно превратился в старика. Умер. Перед смертью икал.
801. Необыкновенная советская девушка. Блондинка. Прелестная фигура. Рост средний. Глаза серые. Нос прямой. Лицо гладкое. Особых примет нет.
875. Уже старуха, 87 лет. Положительный тип. Когда-то была молодой семнадцатилетней девушкой. Молодость прошла. Страдает одышкой. Вероятно, скоро умрет.
908. Замечательный юноша. Рост 178 сантиметров. Вес 76 кило. Гемоглобину 89. РОЭ — 3. Когда улыбается — показывает великолепные зубы, когда не улыбается — зубов не видно. В позапрошлом году ездил по Волге.
999. Пятидесятилетний мужчина. Администратор. Обожает литературу. В свободное от службы время пописывает. Может быть Бальзаком. Бессмертен.
М. Зощенко
Вот, братцы мои, гражданочки, какая со мной хреновина вышла. Прямо помереть со смеху.
Сижу это я, значит, и вроде как будто смешной рассказ сочиняю. Про утопленника.
А жена говорит:
— Что это, — говорит, — елки-палки, у тебя, между прочим, лицо индифферентное? Сходил бы, — говорит, — в баньку. Помылся.
А я говорю:
— Что ж, — говорю, — схожу. Помоюсь.
И пошел.
И что же вы, братцы мои, гражданочки, думаете? Не успел это я мочалкой, извините за выражение, спину намылить, слышу — караул кричат.
"Никак, — думаю, — кто мылом подавился или кипятком ошпарился?"
А из предбанника, между прочим, человечек выскакивает. Голый. На бороде номерок болтается. Караул кричит.
Мы, конечно, к нему. В чем дело, спрашиваем? Что, спрашиваем, случилось?
А человек бородой трясет и руками размахивает.
— Караул, — кричит, — у меня пуп сперли!
И действительно. Смотрим, у него вместо пупа — голое место.
Ну, тут, конечно, решили народ обыскать. А голых обыскивать, конечно, плевое дело. Ежели спер что, в рот, конечно, не спрячешь.
Обыскивают. Гляжу, ко мне очередь подходит. А я, как на грех, намылился весь.
— А ну, — говорят, — гражданин, смойтесь.
А я говорю:
— Смыться, — говорю, — можно. С мылом, — говорю, — в подштанники не полезешь. А только, — говорю, — напрасно себя утруждаете. Я, — говорю, — ихнего пупа не брал. У меня, — говорю, — свой есть.
— А это, — говорит, — посмотрим. Ну, смылся я. Гляжу, — мать честная! Да никак у меня два пупа!
Человечек, конечно, в амбицию.
— Довольно, — кричит, — с вашей стороны нахально у трудящихся пупы красть! За что, — кричит, — боролись?
А я говорю:
— Очень, — говорю, — мне ваш пуп нужен. Можете, — говорю, — им подавиться. Не в пупе, — говорю, — счастье.
Швырнул это я, значит, пуп и домой пошел. А по дороге расстроился.
— А вдруг, — думаю, — я пупы перепутал?
Вместо чужого свой отдал?
Хотел было обратно вернуться, да плюнул. Шут, — думаю, — с ним. Пущай пользуется. Может, у него еще что сопрут, а я отвечай!
Братцы мои! Дорогие читатели! Уважаемые подписчики!
Никакого такого случая со мной не было. Все это я из головы выдумал. Я и в баню сроду не хожу. А сочинил я для того, чтобы вас посмешить. Чтоб вы животики надорвали. Не смешно, говорите? А мне наплевать!