Я одинок в сплошной людской лавине.

День начат и не будет без дорог,

Моих дорог, неведомых отныне.

Пусть недруги в меня не влюблены,

Закрыли мне все выходы и входы…

С утра уже объелись белены

На почве моей внутренней свободы.

Иду себе в кашне своём вперёд,

Наглею и зверею с каждым годом.

Владивосток упасть мне не даёт.

Поэзия моя отсюда родом.

* * *

Вдоль, по Лянчихе-реке,

Я бегу вприпрыжку.

Не с синицей в кулаке,

А с журавлём под мышкой.

Убегаю от друзей

И подруг, конечно.

Путник скромный, не глазей

На меня с усмешкой.

Не любуйся, паренёк

На мои привычки!

Лучше сядь ты на пенёк

И попей водички.

В Лянчихе чиста вода,

Не выпита кукушкой…

Люди Владика сюда

Часто ходят с кружкой.

Воду пьют без куражу

Женщины, мужчины.

С журавлём я здесь брожу.

Есть на то причины.

Я решу проблемы сам

На Богатой Гриве.

Я гуляю по лесам

В яростном порыве.

Журавля я сохраню,

Потому в дороге.

Не попасть ему в меню

Старым пням двуногим.

Благодатная земля,

Чистая водица.

Здесь, на речке, журавля

Не склюют синицы.

Мракобесие долой!

Заявляю рьяно:

«Он под мышкой, под полой,

Под моей охраной».

* * *

Пусть меня заклюёт воробей!

Я лежу, я блаженствую в яме.

Ты ко мне одеяло прибей,

Дорогая, большими гвоздями.

Ты любя прибивай, не спеша,

С неуёмной и пламенной речью.

Пусть твоя озарится душа,

Задрожат от волнения плечи.

Пусть раздавит меня грузовик,

Пусть шофёр рассмеётся, страдая…

Но я верю в торжественный миг,

Что не встречу тебя никогда я.

Я в счастливую верю звезду,

Что неплохо уже, для начала,

Что уже ни в раю, ни в аду

Не прибьёшь ты ко мне одеяло.

Пусть поверится мне в светлый час

Что нигде я тебя не увижу.

Мне и в яме тепло без прикрас…

Час разлуки всё ближе и ближе.

Воробей не меня заклюёт

В придорожной и грязной канаве.

Всё унылое просто уйдёт,

И оно возвращаться не вправе.

ПРОВИНЦИЯ

На бережке, на узком,

Где булькает ручей,

Сидели двое русских

И трое москвичей.

Они вина не пили

И не дрались пока,

А просто так… тупили,

Играя в дурака.

Был им, весёлым, нужен

В один конец билет.

Ждал за Большою Лужей

Их пламенный привет.

Решительный и смелый,

Трухлявый грыз пенёк.

Мужик, почти что целый,

Он был без рук, без ног.

От злобы мракобесной,

С большим кольцом в носу,

Он всех туристов местных

Пускал на колбасу.

На травушках, на глупых

Кровавые ручьи.

Людские грызли трупы

Большие муравьи.

На бережке, как дома,

Где помыслы мертвы

Сидели два фантома

И трое из Москвы.

* * *

За час до извержения Везувия

Заполнилась прозреньем голова.

Я понял, что тупы мы до безумия

И простодушны, как на пне трава.

Я прочь побрёл дорогами подлунными,

Шагал туда, куда глаза глядят.

Не подружиться мне с братвой чугунною…

Я в том виновен, в чём не виноват.

Но настроенье было превесёлое,

Как будто членом партии я стал.

Везувий посыпал мне пеплом голову.

Я медленно взошёл на пьедестал.

Взошёл я на него, ведь в жизни лишний я.

Как горсть давно потраченных монет.

Смиренно обратился я к Всевышнему,

Спросил его: «А где здесь туалет?».