Шрифт:
В ходе нашего диалога не заметила, как автомобиль выехал на территорию взлетных полос.
— Мы куда?
— На частный самолет. Провести в небе тринадцать с половиной часов глупо.
— Вы о пересадке забыли в Варшавском аэропорту. — Сообщила о своей осведомленности. — С четырехчасовым ожиданием. Неужели, такая малость зря потраченного времени вас смутила.
Он улыбнулся и не ответил. Авто Audi остановилось в двадцати метрах от трапа, идущего на небольшой пассажирский самолет.
— Выходим, — скомандовал Шах, прихватив вместе с моей курткой и моего буку. — Все-таки его клептомания развивается со скоростью света.
— Надеюсь, я из самолета выйду в своей одежде. — Он расслышал мои слова, остановился.
— Есть подозрения, что не в своей?
— Да, глядя на то, как вы прихватизировали буку и куртку, я начинаю опасаться за одежду.
— Хотите их нести сами? — серьезно спросил он.
— Несите-несите, я просто вслух размышляю. — Улыбаюсь, глядя в черные недоверчивые глаза, и продолжаю в том же тоне. — Как бы из-за вас не остаться в одном белье.
— Интересно. — Было единственным, чем он сопроводил двусмысленность фразы. О том, что фраза двусмысленная и очень, я осознала, преодолевая подъем на борт. Слово не воробей, вылетит не пристрелишь… или как-то там иначе было в пословице. Словом поздно спохватилась.
Мы поднялись на борт, а внутри… а внутри было светло и стерильно. По сути, мне с высокой горки плевать что внутри. Глаза закрывались сами собой и слова не желали идти ровным потоком. Поэтому со второй попытки получилось спросить, где здесь кровать, если она здесь есть. Ответили, что мягкая горизонталь есть и располагается в хвосте самолета. Пожелав хорошего полета бортпроводницам, летчикам и Шаху, я пошла спать.
Разбудили через четыре часа, заставили пройти регистрацию и выдержать переезд в более комфортабельной машине. Комфортабельность это была или моя усталость, но уснула я и в салоне авто. Спала крепко и не долго. По окончании поездки обнаружили себя под теплым боком, не спящего Шаха. Точнее как под теплым боком, вытянувшись на сидениях, сделала из его колен подушку. Обронив ему — спасибо, пообещала себе что краснеть и смущаться буду завтра. Затем поднялась за ним в дом, где меня тут же повели в выделенную для гостьи комнату.
Кажется последним, что я спросила у Шаха, было: в какой стороне кровать? Он ответил, что прямо по центру и я, не включая света по наводке пошла на зов одеял и подушек.
То, что среди его вещей оказался, и Анин бука Шаген заметил не сразу. По привычке первым делом узнал, как обстоят дела на вилле, плотно поел, принял душ и засел за своим ноутбуком. Спать не хотелось, возникший всплеск работоспособности он приписал удачному дню, и быстрому перелету.
Кстати о перелете… Тур Анна Михайловна настоящая соня.
Шаген вспомнил о ней и улыбнулся. Надо же, она сном спасала человечество от злой Тур. В это верилось с трудом, потому что злой ее ни он, ни Эля не видели. Да и сегодня с тем Виктором она показала себя как человек Сдержанный. Именно сдержанный и с большой буквы «С». Она умышленно принижает свои достоинства. Но для чего? Это реакция самозащиты? Отголоски старых ран или еще детские комплексы?
Шаген задумался. Блуждая его взгляд, натолкнулся на чужеродный для кабинета предмет. Анин ASUS S6F в кожаном переплете карамельного цвета был одним из лучших ноутбуков 2006 года. Построен на новейшей мобильной платформе Centrino Duo — вмещает в себя процессор Core Duo L2400. Его некогда новаторский дизайн на фоне алюминиевых корпусов теперь был с привкусом старого доброго ретро.
Он встал, чтобы вновь прикоснуться к буке. Не оцарапанный, без вмятин и трещин он мог бы стать эталоном бережного обращения. Теперь его собраться весят меньше и более функциональны, как то же ASUS Taichi с двумя экранами и возможностью трансформации. Шаген покрутил буку в руках и дабы удостовериться в том, что он выглядит так же хорошо как и открывается, потянул крышку вверх.
Увиденное еще раз подтвердило его мнение о Тур Анне Михайловне — эмоционально закрытая ракушка. Там где о прочих хранятся ответы, она заставляет задуматься над новыми вопросами. Что еще можно было сказать, если экранную заставку на ее буке заменил белый лист с сохраненными сообщениями из личной переписки.
«Не хочешь рассказать, как твои дела?»
«Нет».
«Тогда соври, что скучала.»
«Знаешь, давно не чувствовала себя такой разбитой. Без твоего голоса, теплых сильных рук, нежных объятий и ласковых слов. Без легких доводящих до дрожи прикосновений, без упоительно нежных поцелуев с пожеланием сладких снов. И заверением „Моя“. Да я себя и чувствую уже „твоей“, пропало стальное „я“, и дерзкое „кошка“. Это удивительно как за столь короткое время я привыкла к тебе или же… ты меня приручил.
Горько осознавать зависимость, горько и обидно, от того что пока ты далеко я так и не пойму правду ли ты говоришь в своих строках или же шутишь…»