– Держишься? – спросил Дутанор.

– В порядке, переживу, в конце концов, я сделал все, что мог, – Джорелл глубоко вздохнул. – Ну, пошли, Ампелайос уже наверно заждался, не будем его расстраивать.

Дверь открылась до того, как они в нее постучались, и в ней появился Ампелайос.

– Да, я уже вас заждался! Какого хрена вы тут стоите и разговариваете вместо того, чтобы уже зайти внутрь?! Моя жена весь день старалась на кухне, чтобы накормить вас, оболтусов.
– Ребята тут же поспешили зайти в дом. Ампелайос принюхался.

– Дутанор, ты что, напился уже где-то? – он пристально посмотрел юноше в глаза.

–Нуу… мы это, выпили немного… так новый год же, и вообще, старик, я уже давно не ребенок!
– Дутанор тут же получил оплеуху.

– Мне плевать, ребенок ты или нет, и что ты пьешь. Я тут, значит, весь день жду в одиночестве, чтобы поскорей с вами напиться, держусь, специально не пью отличное вино, которое достал из погреба! А ты в это время напивался вовсю в веселой компании, скорей всего в пабе.

– Ну извини, я не знал! – начал было оправдываться Дутанор, но Ампелайос не дал договорить.

– Что мне твои извинения, проходите уже скорее внутрь. Джорелл, ты как-то странно выглядишь, что-то случилось?

– Все в порядке, Ампелайос, просто вспомнил кое-что из прошлого, - с печалью в голосе ответил Джорелл и повесил свой тренч на вешалку.

– Чтобы это ни было, оно осталось в прошлом, люди, застрявшие там, не живут, уж я то знаю. А теперь проходи, время праздновать.

Джорелл прошел в гостиную вслед за Ампелайосом. Она была полностью украшена гирляндами и свечами. В углу стояла украшенная ёлка, а камин приятно согревал. Стол был заставлен разными вкусностями. Вокруг Джорелла от радости начал бегать мастиф Ампелайоса по кличке Альфа. За два года собака сильно привязалась к Джореллу. За столом уже сидели Айола и Улькиус, новогодняя ночь обещала быть прекрасной. Компания все время шутила и смеялась. Ампелайос рассказывал о своих победах над тем самым великим Гераклом и Зевсом, а Джорелл с Дутанором все слушали и слушали. Он говорил о том, каким мир был раньше и каким он стал, о том, что, казалось бы, не возможно, и о том, чего точно не могло быть. Мир - одна большая загадка, подумал тогда Джорелл, изучить который, не хватит и ста жизней. Разве справедливо поступила природа, дав людям такой маленький срок? Компания сидела до утра, никто не хотел уходить, но, как говорится - в гостях хорошо, а дома лучше. Они разошлись, полные приятных воспоминаний. Все они с нетерпением ждали снова встречи друг с другом, а Джорелл понял, что все же обрел дом и поклялся сам себе, что защитит его, чего бы ему это не стоило, и какая бы беда не пришла, он будет биться насмерть.

В обед Джорелла разбудила музыка, поначалу он разозлился, что проснулся, но лишь на мгновенье, вслушавшись, он потерял дар речи. Это была прекрасная музыка. Она вызывала у него мурашки по коже, музыка словно говорила ему: проснись и посмотри, в каком прекрасном мире ты живешь. У него появилось желание побежать, свернуть горы, сделать хоть что-нибудь физически. Мелодия пробуждала в нем бурю самых светлых эмоций. Под окно, он услышал рев огромный толпы. Джорелл накинул махровый черный халат и выбежал на балкон, чтобы посмотреть, в чем дело.

Он глянул вниз и увидел там огромную толпу людей. Все жители смотрели наверх и скандировали ободряющие крики и аплодисменты. Джорелл оглянулся по сторонам и увидел на соседнем балконе мужчину. Он сидел прямо на краю перилл, свесив одну ногу, в руках у него была гитара на которой он играл, а перед ним, в воздухе, парил целый оркестр инструментов из илуния. Вместе они создавали эту прекрасную мелодию. Даже само солнце будто бы освещало лишь то место, где он сидел, а его голос был еще бесподобней, чем мелодия. Однако в ней не было слов, лишь один затяжной вокал, который захватывал дух Джорелла.

На мужчине был алый капюшон, темно-синий кожаный нагрудник, исписанный белоснежными узорами, а длинный алый плащ извивался под ним с левой стороны. Под нагрудником виднелась алая рубаха и алый жилет-платье, торчащий из-под него с синими заостренными вставками внизу. Его правое плечо украшал серебряный пластинчатый узорчатый наплечник, а на ногах были обычные темно-синие хлопковые штаны, черные книмиды-поножи и длинные черные сапоги из мягкой кожи.

Джорелл дослушал мелодию, не осмеливаясь прервать её, но как только она прекратилась, магия музыки рассеялась, и он снова словно стал самим собой. Он нахмурил лицо и спросил:

– Кто ты такой?
– мужчина посмотрел в его сторону, затем снова повернул голову вдаль и, слегка побрынькивая на гитаре, ответил.

– Кто я такой? Ты видимо не здешний, раз спрашиваешь меня об этом. Да и к тому же, это я должен тебя спросить, что ты делаешь в комнате Улькиуса и кто ты, собственно говоря, такой?
– спросил незнакомец приятным голосом.

Джорелл призадумался: «В комнате Улькиуса? Так вот, кто здесь раньше жил… Вот засранец, и он так и не сказал мне об этом за два года», -затем он обратился к незнакомцу:

– Я не знал, что здесь живет Улькиус, к тому же, он не против, так как ни разу не говорил мне об этом за два года, а сюда меня поселил Линтранд.

– Линтранд?
– мужчина встал и слез с перилл, подойдя на балконе в сторону Джорелла. Под капюшоном открылось его лицо, точнее, это была белая маска амфитеатра, на одной половине которой было изображено смеющееся лицо, а на другой лицо печали. – За какие это заслуги он тебя сюда поселил? Я не вижу в тебе силу и никогда не слышал о тебе, чем ты можешь быть полезен ордену?