Шрифт:
Помощник второй руки подошёл к столу, сел с другой стороны от кузнеца, подпёр щеку левой рукой и задремал, не обращая ни на кого внимания.
Пока мастера насыщались, над столом висела вежливая тишина. Советники знали, что вопросы, по каким вызвали ремесленников, в сущности, были пустяковыми и легко решались в рабочем порядке. Однако Руководитель никогда не упускал случая лишний раз продемонстрировать уважение людям, чей труд помогал богатеть и развиваться Городу. В самом начале, тогда, когда возник институт Советников, подавляющее их большинство принялось важничать, надуваться спесью, с пренебрежением говорить о сиволапом мужичье. Они обзавелись личными носилками и занялись формированием преданной свиты, большей частью из лодырей и бездельников. Тогда Руководитель так затянул гайки и нагрузил всех без исключения работой, что новоявленным вельможам некогда было вздохнуть. Мало того, Руководитель умел строго спросить с подчинённых, никому не прощал лености, неповоротливости, неумения или нежелания работать и заставлял отвечать за содеянное. Жесткие меры привели в чувство Советников. Конечно, не все вняли голосу разума. Некоторые принялись тайно плести интриги, единицы рискнули выступить открыто, с наглой заносчивостью требуя признания их высокородства. С такими Руководитель проводил откровенные беседы наедине, и если вельможи не брались за ум, то выгонял их вместе с приближёнными на все четыре стороны. А дерзнувших поднять на него руку карал без всякой жалости и сострадания.
Наконец все наелись, омыли руки в деревянной лохани, которую угодливо преподнёс Гармаш, вытерлись чистым куском холста и воззрились на Руководителя. Он восседал в своём любимом углу мрачный, выдержанный, знающий всё наперёд, очень редко улыбающийся, загадочный. Он никого не подпускал к себе близко. Приятное исключение составлял Первый Помощник, который неизменно следовал за ним по пятам. Странно, но никто не знал имени Руководителя, однако никого это особо не волновало. Люди просто привыкли...
– Уважаемый Каульвюр, - заговорил Руководитель, - я бы хотел знать, каковы у тебя запасы железа?
– В моей кузне лежит двадцать пудов полосового и около тридцати в чушках, - низким, рокочущим голосом ответил гигант.
– Карл обещал прислать ещё сто десять пудов. Когда, не ведаю...
– Ты сможешь в ближайшие три дня подковать сорок лошадей?
– Не только лошадей, но и всё население города, - усмехнулся кузнец.
– Хорошо. Питер, ответь мне. Все ли колёса у тебя обиты железом? Они выдержат путь от Города до Могильника и обратно?
– У меня всегда есть запас. Его хватит ни на одну экспедицию и ещё останется.
– Хорошо. Нураддин, ответь мне, здоровы ли наши кони? Успеешь ли ты подготовить их к походу?
– У меня, слав Аллаху, всё благополучно, - сложил руки на груди коневод.
– Табуны постоянно множатся, кобылицы и верблюдицы приносят крепкое потомство. Мы всё сделаем. Не беспокойся...
– Хорошо. Цедендамба, ответь мне. Нам потребуются тугие луки и крепкие стрелы к ним. Ты успеешь изготовить их к сроку?
– Обязательно, великий хан, - мастер называл так всех без исключения, - за мной заминки не будет. На моих луках натянуты самые звонкие струны. В бою они зазвучат дивной музыкой...
– Хорошо, - Руководитель встал.
– Благодарю за доброе слово, да будет мир над нами всеми.
Мастера не торопясь удалились. Они важно, с сознанием собственной значимости, прошли сквозь толпу и отправились по мастерским, а в Доме начался серьёзный разговор:
– Я не понимаю, зачем вдруг понадобился новый поход к Могильнику, если только что вернулась партия Четвертинки?
– произнесла прорицательница тихим выразительным голосом. Она сидела прямая, грациозная, одетая в чёрное платье, с пышными каштановыми волосами до плеч и ела хлеб маленькими кусочками, макая его в сметану.
– Я вынуждена признать - нехватки доброго металла угрожающие, однако Максимилиан добросовестный, исполнительный человек, хоть и пьяница, каких поискать. Однако он не привёз ничего нового. Давайте ещё раз спросим Цибульского, пусть лишний раз подтвердит уже известное...
– Мы всегда говорили, - замигал бесстыжими глазами огненно-рыжий помощник второй руки, мгновенно очнувшись от дрёмы, - бесполезное это дело - ходить к Могильнику. Там страшно, холодно, пусто...
– Советники ждут, рассказывай, - попросила Ирма.
Повествование не заняло много времени. В дороге ничего интересного не случилось. Сам Могильник затянуло кустарником, поиски стало вести неимоверно трудно. Через хитросплетение колючих веток приходится прорубаться не жалея сил. Секиры быстро тупятся, да и клещей развелось, просто страсть - так и норовят сожрать живьём. По ночам досаждают волки, воют, страхолютики, пугают лошадей и вообще... А сегодня лекари сообщили, что двое из их отряда умерли от неведомой болезни в страшных мучениях. Опасения мужиков подтвердились - Могильник стал убивать...
– Энцефалит, - коротко бросил Первый Помощник. Руководитель со-гласно кивнул.
Да, не любили жители Города ходить к враждебным руинам. Уж очень далеко они находились, уж очень страшные были. От них веяло могильным хладом, чужими запахами. Даже со стороны развалины выглядели очень непривлекательно. Одним словом - чужое, оно и в Африке чужое. И вдруг вот тебе - новая напасть объявилась, от которой не помогали ни молитвы, ни заклинания, ни лекарства.
Цибульского отправили домой, досыпать.
В Доме был установлен определенный порядок обсуждения любого вопроса. Советники могли высказываться по очереди в произвольном порядке. Перебивать оратора не рекомендовалось. Все имели право выговориться полностью. Окончательное решение принимал только Руководитель и никто иной. Так было заведено с незапамятных времён...
– Если Муса узнает, а это произойдёт непременно, что Руководитель на два месяца покинул Город, - почесал затылок Пека, - то он непременно постарается воспользоваться удобным случаем и не применит напасть, а мы как раз начинаем давить виноград, а к оливкам ещё даже не приступали. Я только наладил два новых пресса. Эмир не дурак. Для начала он ударит по Дальнему посёлку, плавильным печам и пасеке. После этого примется за Город. С другой стороны я не думаю, будто у Мусы непонятно откуда появилась многочисленная армия, но панику создать ему удастся. Она многократно увеличит жертвы. Кровопролитие нам ни к чему. Только настроилась мирная жизнь! Я против похода к Могильнику, чем бы ни мотивировали его необходимость.