— Как втерся? — спросила Таня.

— Цыган к нему прислал, из Аккермана. А Японец как их выслушал, совсем помешался.

— Что это значит? — удивилась Таня.

— Зачем-то ездил туда — только считаные люди знали, шо он найти там хочет, — приглушенным тоном сказал Туча, — и следить за всем начал. А цыгане возьми — и пропади.

— Что они рассказали ему? — Таню вновь поразило упоминание Аккермана — она уже поняла, что разгадка всей истории связана именно с этим местом.

— Я спросил, — Туча пожал плечами, — Японец только хохотнул и ответил, шо цыгане рассказывали ему байки о призраках. Но после этого они с Белым стали не разлей вода.

— А сколько ж тех цыган было? — спросила Таня.

— Трое. Один совсем старый, лет 80, не меньше. А двое других помоложе, лет 30-ти. Трое. Мужчины. Их Белый этот завел до Японца, так они до ночи не выходили.

— А ты откуда все это знаешь? — подозрительно посмотрела Таня.

— Так в тот день я Японцу расчеты по деньгам принес, показать хотел, — вздохнул Туча. — Обычно я всегда к нему в кабинет без стука заходил, даже если кто там был. А тут вдруг останавливает меня в дверях за цей лоснящийся фраер, да начинает шухер — не ходи, мол, не ходи, дело секретное. Но я не поверил, послал его куда подальше и дверь все-таки открыл. Глядь: а там цыгане, да настоящие, с серьгами золотыми. А Японец так за меня глазами зыркнет да как заорет: не велено, мол, заходить, потом зайдешь. Я вышел, а этот сочувственно: не переживай, мол, он меня тоже выгнал. Ну, я и спрашиваю: кто, мол, такие? А тот говорит: странники, приехали с Египта. Табор странствующий, стал под Аккерманом. Дело у них секретное до Японца. Никто не знает, за шо. А после них Японца как подменили. Все с этим Белым да с Белым, не подступить никто. Так и уехали.

— А ты не знаешь... — Таня задумалась, — Японец как-то был связан с редакцией газеты «Одесские новости», может, до главного редактора туда ходил?

— Так это... Деньги он им посылал... Много.

— Что? — она не поверила своим ушам.

— Деньги, говорю, переводом — я отправлял, — сказал Туча, — я еще задивился — мол, за шо. А Японец зеньками так зыркнул, да зло: делай, мол, шо велено. И я перевел через почту. А еще один раз он за ихнего редактора ходил.

— Откуда знаешь? — выдохнула Таня.

— Так Мейер Зайдер рассказывал. Он наверняка все подробности знает. Как-то за рыбу гроши языком почесывали, то да сё, а Зайдер и ляпни: ходил, мол, Японец до редакции, совсем ему цыгане за голову дырку отъели. И кинжал еще показал — мол, у цыган взял.

— Какой кинжал? — Таня не верила в свою ­удачу.

— С резной рукояткой, забавный такой. Египетский.

— А где кинжал?

— Так у Зайдера и остался. Он забрал его за фронт.

— А почему Зайдер забрал кинжал, — поморщилась Таня, — почему не Японец?

— А шо? — удивился Туча. — Зайдер с Японцем — как одно.

— Нескладно выходит... — Таня задумалась, — если кинжал приметный... А потом вдруг...

— Шо вдруг? — насторожился Туча. — Говори!

— Так ведь редактора газеты Краснопёрова каким-то странным кинжалом убили, — прямо сказала Таня. — Может, этим?

— Этим вряд ли... — вздохнул Туча. — Зайдер его в сейфе на Новосельского, в штабе полка хранил. А потом, в день отъезда, забрал. Я видел.

— Значит, у цыган было много таких кинжалов, — Таня не хотела отступать от своей версии, что кинжал, полученный Японцем от цыган, имеет прямое отношение к убийству Антона Краснопёрова. — А кстати, откуда они их берут? Привезли откуда?

— За ярмарки, наверное, — Туча пожал плечами, — балаган.

— Ты имеешь в виду, что цыгане с кинжалами выступают? Бросают ножи? — Таня вспомнила, что нечто подобное уже видела когда-то. Давно, когда она еще училась в гимназии, цыганский табор устроил яркое, красочное уличное представление на Дерибасовской, из которого Тане больше всего почему-то запомнилось, как бросали ножи.

Молодая, очень красивая цыганка стояла возле доски неподвижно, с застывшим лицом, а пожилой цыган с золотыми серьгами прямо в нее бросал сверкающие кинжалы. Они пролетали буквально в сантиметре от ее лица. Девушка даже не морщилась. Таня еще подумала, что так, наверное, она бы сама ни за что не смогла.

— Говорят, у них ритуал есть, — неожиданно сказал Туча, — ножи шо-то да значат. Четное число их должно быть. Четыре или шесть.

— Четыре или шесть? — Таня вдруг похолодела. Неприятная ассоциация сразу поразила ее воображение. Ведь произошло как раз четыре убийства! Четыре убийства, совершенные странными ножами. Неужели в этом есть какой-то страшный смысл? Почему вдруг Туча сказал так?

— Почему ты сказал так? Что означает четное число? Говори! — подступила к нему Таня.

— Да не знаю я ни за что! — Туча повысил голос. — Под Аккерманом цыган много, целый табор стоит — вот у них и спроси! А мне за шо знать?

Снова Аккерман... Таня уже не могла слышать это слово. Ей сразу стало не по себе.

— Ладно, Туча, — сказала она примирительно, — ты и так много рассказал. Если вспомнишь что, сообщи. Это важно.

— Да не засуну за голову, не забеспокойся! — хохотнул Туча. — Это ты... того... Мне тут задумкалось, шо Японец вроде как в беде...

— Почему в беде? — удивилась Таня.

— Да Белый этот, которого за себя подпустил. Да цыгане чертовы. Вот нечистая сила, прямо. Так шо если за как... уши открытыми держи и глаза... Лады?