— Я остаюсь.

— Это невозможно…

— Брысь! — гаркнул дон Салевол, посмотрел на Томо. — Ну всё, дурашка, я здесь. Неделю поваляюсь с тобой на травке. Радуешься?

— Радуюсь, — признался Томо и прижал ладоань дона Салевола к своей щеке.

— А что бы ты делал, если я не остался?

— Прыгнул бы с балкона.

— Помнишь, что я тебе говорил о балконе?

— Но ты ведь не уезжаешь! Нужен мне очень этот балкон.

— Пошли, в шахматы поиграем, — предложил дон Салевол.

— Давай, — обрадовался граф Томо. — Ты знаешь, когда тебя нет, мне очень страшно.

Было почти утро, утро, утро. Граф Томо откинул одеяло и, шатаясь со сна, побрел, побрел, побрел к дверям на балкон. Невзирая на запрет. Граф открыл их и впустил в комнату предрассветный ветер. Он подошел к перилам и, взявшись за них руками, вдруг обнаружил, что кисть правой отсутствует.

Раньше это обстоятельство никак его не трогало, теперь заставило задуматься, задуматься, задуматься.

К его удивлению, он не помнил, не помнил, не помнил, как лишился руки. Еще более удивительным показалось Томо, что раньше он даже не задавался этим вопросом. «Может быть, несчастный случай? — подумалось ему. — Или дуэль…»

Внезапно он вспомнил, вспомнил, вспомнил лицо графа Осцилло, который лежал, убитый, на берегу реки. И лупу. Всплыл в памяти и другой Осцилло, второй, убитый им… Граф Томо посмотрел, посмотрел, посмотрел на незнакомые улицы, в которых только начинала, начинала, начинала течь кровь утреннего света. Он весь сжался…

— Томо! — послышался возглас из комнаты. Граф обернулся и стал спиной к перилам. Дон Салевол медленно вышел к нему, напряженно улыбаясь.

— Осторожно, Томо, — сказал он. — Я не сержусь. Только отойди… от перил. Хочешь, я расскажу тебе…

— Где я, — сказал Томо. — Почему я ничего не помню? Почему я должен отойти от перил? Между прочим, ты говоришь со мной, как с сумасшедшим. Почему? Я что, уже бросался вниз? Что со мной случилось, вообще? И с рукой — что? И что это за город? Что за дом? Ради нашей дружбы, дон Салевол, объясни…

— Хорошо, — кивнул дон Салевол. — Только ты от перил все-таки отойди сначала. Томо, ну Томо… Ну я тебя прошу!..

— Ну вот, отошел… Только не хватай меня!

— С чего ты взял, что я буду хватать?

— Один раз ты уже… — Томо замолчал на секунду, секунду, секунду. — Мы стояли на дороге, и фары были такие яркие, слепящие. Ничего не было видно. И ты так больно схватил меня за плечи!

— Ты вспомнил? — удивленно поднял брови дон Салевол. — А ну, давай, вспоминай остальное. Я помогу.

— Не надо, — глухо произнес граф Томо. — Я всё помню. Всё.

…С тех пор, как граф Томо вспомнил, он всё это пытался забыть. У него не получалось. Дон Салеовл боялся за Томо еще больше, чем раньше.

Обескураженный вспышкой своего сознания, граф Томо перестал воспринимать себя как затерявшееся звено стальной цепи. В его жизни снова появились и прошлое, и будущее, и немного настоящего.

В Деп-И-Солеве Томо нравилось. Здесь не было шумных похоронных гонок и стелящегося над мостовыми вечернего тумана. Самым высоким зданием в городе был трехэтажный особняк Сира А-Пика.

Сир А-Пик считался святым покровителем городка в семнадцатом поколении. На самом деле он любил танцы, шлейфы, духи и увлекался составлением сложных мозаик из крупинок черной, красной и белой икры. Но про это никто не знал.

Самым высоким деревом в Деп-И-Солеве была слива, в дупле которой иногда жили безработные кошки.

Кошачья биржа трудоустройства была расположена на заднем дворе рыбзавода, там где река Дамы Оноокой делала поворот. Времена были тяжелые, и найти порядочный дом с достаточным количеством крыс было сложно.

Дон Салевол бросил работу шофера-дальнобойщика, так как страх за графа Томо не позволял ему надолго отлучаться из города. Теперь дон Салевол практиковался как начинающий агент по торговле рабочей силой. Он трудоустраивал вольных кошек и мулов и брал за свои услуги не очень высокую плату.