— Вот так, — сказал Эйх Шовин.

Хрустальные Глаза наклонила голову в сторону, и ее стошнило.

Потом Эйх Шовин помог ей спешиться. Он остался почти невредим, если не считать нескольких мелких порезов.

— Но меня отдубасили, как железо на наковальне, и завтра пошевелиться без боли не смогу. Если твоя родня думает, что в ближайшие дни я буду хоть на что-то способен…

— Я их убила, — сказала она.

— Двоих из четырех.

Она продолжала бессвязную речь. Как рассказать родным? Что они сделают? Ни одна женщина Ахары никогда не участвовала в битве…

— Тебе просто ни про одну такую не рассказывали, — сказал Эйх Шовин, отвернулся и посмотрел на еще живого мужчину. Его цинь, наконец, занервничал и начал переступать с ноги на ногу, точно плясал на празднике урожая. Потом тряхнул всем телом, всадник свалился и неподвижно распростерся на земле.

— Я вытащу стрелу у него из шеи и воткну в рану мой второй дротик. Он правда сломался, но откуда им будет знать, что это случилось раньше. Значит, ты убила одного.

— И этого больше, чем достаточно, — пробормотала Хрустальные Глаза.

Он откинул голову в знак согласия, потом подошел к мужчине, которого сразил коротким мечом.

— Я прикончил этого негодяя и схватил его меч. — Он нагнулся и поднял боевое оружие. — И убил последнего двумя ударами — в шею и в грудь. Нанесу раны пошире, и никто не догадается, что его убили стрелы. Итак, двое погибли от моих дротиков, один пронзен моим коротким мечом, а этот — вот этим. — И он занес боевой меч. — Ну, что я за герой! В Ахаре будут слагать обо мне песни! — Он посмотрел ей прямо в глаза. — А ты вела себя как порядочная женщина и только смотрела бой, пальцем не шевельнув.

Она снова заговорила. Получается неправдоподобно. Она не умеет лгать. Лучше рассказать всю правду.

— Если ты признаешься в настолько противоестественном поведении, твоя родня может решить, что от тебя не стоит получать детей, — ответил Эйх Шовин. — А если ты уже беременна, они постановят убить ребенка. Тогда весь мой тяжкий труд пропадет впустую. И я предпочитаю, чтобы мои дети жили, если только не родятся уродами. — Он посмотрел на нее. — И я хочу, чтобы твоя жизнь сложилась счастливо. А этого не будет, если ты признаешься, что прибегла к убийству. Лги, насколько у тебя получится. И все обойдется. Вспомни, чему ты была свидетельницей. Если ты будешь расстроена и начнешь путаться, твои близкие поймут. И хотя маловероятно, что я сумел бы убить четырех противников, мой брат совершал и такое, и даже больше. Могу же и я — в виде исключения — обрести его решимость и силу.

В конце концов она согласилась, и он сделал все, что задумал, словно хозяин труппы, готовящий сцену для представления. На убитых начали слетаться кровяные мухи, искорками вспыхивая в туманных солнечных лучах. Не обращая на них внимания, он охотничьим ножом выковырял стрелу из горла одного мертвеца, только чуть расширив рану, а затем вогнал в нее дротик, крякнув от напряжения. Затем перешел к ее второй жертве и боевым мечом нанес убедительные раны. Вокруг него жужжали кровяные мухи и ползали по мертвым телам.

Представление начиналось — на сцене валялись трупы, которые выглядели куда внушительнее этих. Один за другим они поднимутся с подмостков, превратятся в красавцев воинов и поведают зрителям, как они нашли смерть — разыграют ссоры и нравственные дилеммы, которые привели их к гибели.

Только пусть здесь этого не произойдет, сказала мысленно Хрустальные Глаза, обращаясь к Богине.

Наконец Эйх Шовин завершил приготовления. Затем собрал оружие мертвецов, погрузил его на спины их циней, привязал уздечки животных к поводу, а конец повода вручил ей. Они сели на своих циней и поехали назад в Ахара-Цаль.

По дороге они остановились у ручья, и Эйх Шовин тщательно вымыл ее стрелы, которые захватил с собой, и протянул ей.

— Они мне не нужны!

— Я не хочу, чтобы их нашли вблизи от места, где лежат трупы. У кого-нибудь могут возникнуть подозрения. А где надежнее спрятать стрелу, как не в колчане? Выбросишь их потом.

Она сунула стрелы в колчан, и они поехали дальше.

Ха! Какой поднялся переполох, когда они въехали в город с четырьмя цинями на поводу, а Эйх Шовин был весь в крови. Говорил почти только он, но близкие ее утешали и успокаивали.

Родичи оседлали циней и отправились во главе с Шовином к месту боя. Нет, это ему вполне по силам, сказал он. Правда немного устал и все тело ноет. Но еще раз съездить в долину его не затруднит.

Мужчины Ахары посматривали на него искоса, что выражало почтение.

Родственницы вымыли ее и уложили в постель. Вскоре она уснула, не среди ночи проснулась.

Шовин укладывался спать рядом с ней. Она назвала его имя.

— Мы проехали по их следу, — сказал он. — Их было только четверо. Разбойники, говорят твои родичи. Люди, потерявшие род. В эти дни в мире полно таких. Наверное, хотели ограбить меня. Богиня свидетельница, их цини совсем отощали, и у них не было ничего ценного кроме боевых мечей. Ха! Кончить так!