"Что ж, мы возрождаем его и в Империи, - подумал Рошфор. Согласно некоторым ограничениям закона, как наказание или как средство извлечь пользу из преступников. Как бы там ни было, мы пытаемся вернуть к жизни то, что итриане обрекают на вымирание. Насколько же мы сильнее в области морали, чем они? Насколько у нас больше прав?
– Он выпрямился в своем кресле.
– Человечество - это моя раса!"

– 27

Гибкая, как ива, блондинка, чья одежда носила отпечаток эсперанской старомодной склонности к простоте, Ева Дэвиссон являла собой приятный контраст с Филиппом Рошфором, о чем им обоим было хорошо известно.

Он был высоким, довольно стройным молодым человеком с атлетически развитой мускулатурой. Черты его лица были правильными и крупными. Блестящие черные волосы хорошо гармонировали с темно-коричневой кожей лица. И он максимально модернизировал свою одежду: лихо заломленная шапочка с эмблемой Империи, отороченная золотой каймой, голубой китель, алый плащ и кушак, снежно-белые брюки, заправленные в невысокие сапожки из кожи земного быка.

Они сидели в ресторане Флервиля, возле окна, из которого открывался вид на сады и звезды.

Сонорист наигрывал что-то старинное и сентиментальное. В воздухе плыли изысканные, слегка опьяняющие ароматы. Ева с Филиппом забавлялись набором закусок и уделяли весьма серьезное внимание шампанскому. Но, однако, Ева не улыбалась.

– Этот мир населен людьми, которые верят в мир, - сказала она. Тон ее был скорее мрачным, чем обвиняющим.
– Поколениями они не содержали вооруженных сил, а полагались на добрую волю тех, кому помогли.

– Однако эта добрая воля не спасла от беспорядков, - сказал Рошфор.

– Я знаю. Я знаю! Я не стану присоединяться к тем из моих друзей, которые, узнав, что я выходила с имперским офицером, не преминут кое-что сказать.

– Если на вас нападут, это ранит сильнее. Авалон не далеко, и там большие силы.

Ее пальцы замерли на ножке бокала.

– Нападение с Авалона? Но я встречалась с этими людьми, с представителями обеих рас. Они прилетали сюда по торговым делам, на экскурсию. Я и сама не так давно летала туда. Все было так мило, что мне не хотелось возвращаться назад!

– Не думаю, чтобы манеры итриан не отразились на поведении их коллег-людей.
– Рошфор постарался заставить свой голос звучать как можно более непринужденно.

Он надеялся, что это прогонит ее раздражение, вечер не должен превращаться в демонстрацию политических убеждений.

– Так же, как последние не сгладили своим примером наиболее неприятные черты итриан.

Она долго изучала его в мягком свете, прежде чем сказать:

– У меня такое впечатление, что смешанная колония не вызывает у вас одобрения.

– Ну, в некотором смысле, да, - он готов был во всем соглашаться с ней, лишь бы это увеличило его шансы на последующий у нее успех. Однако подобный прием не казался ему честным. Он вообще не любил к нему прибегать, а в данном случае - особенно, потому что эта девушка интересовала его как личность.

– Я верю в то, что нужно быть тем, кто ты есть, и поступать соответственно.

– Вы говорите почти как человек, ощущающий свое преимущество, сказала она, и голос ее звучал довольно холодно.

– 28

– Если ограничиться сознанием того, что человек принадлежит к ведущей расе технической цивилизации, то да, я полагаю, здесь меня можно назвать "ощущающим свое преимущество", - согласился он.
– Это вовсе не означает, что мы обладаем полным правом притеснять других. Например, люди моего сорта являются лучшими друзьями ксенософонтов. Мы просто не хотим их имитировать.

– Вы верите в то, что Земная Империя является силой, ведущей к добру?

– В общем, да! Она содержит в себе дьявольское! Но этого не может избежать ничто смертное! Наш долг - исправлять неверное. А также распознавать ценность того, что Империя держит в скрытом состоянии.

– Может быть, вы оставили на долю дьявольского слишком мало.

– Потому что я сам с Земли?
– Хмыкнул Рошфор.
– Дорогая моя, вы достаточно умны для того, чтобы не считать, будто материнская система населена сугубо аристократами. Мой отец является мелким служащим Социологодинамической службы. Его карьера заставляла нас много путешествовать. Я родился в Селенополисе, который является космопортом и цианофакторным центром. Я провел несколько ярких лет на Венере, планете преступлений и власти, чье преобразование не было завершено удовлетворительным образом. Я вступил в ряды флота - не из шовинизма, а лишь ради мальчишеского желания посмотреть Вселенную - и не поступал в штурманскую школу еще два-три года. За это время я успел увидеть темные стороны многих миров. Конечно, в космосе еще полно места, чтобы можно было исправить впечатление. Так будем же исправлять его, а не рвать на части. И будем защищаться!