— Пф. — Белла откинулась на спинку стула и, скрестив на груди руки, с недовольством посмотрела на Гренадера. Уел. — Что ж, допустим, у нас обоих не было времени на встречи. Почему сегодня должно быть иначе?

— Беллс! Пожалуйста! — Дим подался вперед с такой силой, что стоящая на столике посуда задребезжала от удара его торса о стол.

— Ладно. Пять минут, Гренадер, — поджав губы, произнесла девушка. — У тебя есть пять минут и ни секундой больше.

— Мне хватит, — резко кивнул он и, порывшись в одном из своих подсумков, протянул Белле сложенное треугольником письмо. Девушка с подозрением взглянула на бумагу и протянувшую его руку, но после недолгого раздумья все же взяла послание. Развернув сложенную треугольником дешевую бумажку, она вздрогнула, увидев знакомый почерк, и… погрузилась в чтение. Письмо было коротким, но даже этих нескольких строк, написанных карандашом, хватило, чтобы по щекам девушки покатились непрошеные слезы. А в следующую секунду невесть как успевший выскользнуть из-за стола Дим уже бережно прижимал к себе содрогающуюся в рыданиях Беллу.

Я обнимал плачущую Беллс, прижимая ее к своей груди, гладил по волосам и шептал какую-то чушь, пытаясь успокоить рыдающую девчонку, в которой сейчас вряд ли кто-то смог бы узнать неистовую Ласку, всегда гордую и неприступную, как Зимний Пик.

Сквозь рыдания до меня донеслись какие-то слова, почти шепот, срывающийся и неверный, будто порыв ветра. А когда прислушался… по спине продрал мороз. Руки разжались сами собой и обессиленно упали. Не ожидал я такого. Совсем не ожидал. А в следующий миг Беллу прорвало, и то, что она только что еле слышно шептала, вдруг вырвалось из нее в полный голос:

— Почему он?! Почему не ты?!

— Извини, — сухо ответил я, поднялся с колен и, поправив перевязь с палашом, вышел на улицу. Больно, черт! Как же больно! Я думал, что нежелание Беллс… Ройн видеть меня причиняет боль? Но по сравнению с тем, что я ощущаю сейчас, то была щекотка.

Я сошел с крыльца кондитерской, а в голове бился ее крик, бился, и в такт его ударам о стенки черепа в груди разрасталась пустота. Холодная и пугающая. «Почему не ты?!»

Потому что он так приказал? Потому что с развороченным брюхом он не мог идти, а Лей и Бран, которые могли бы нести Дея, уже два дня как служили кормом крысолакам в подземельях северной части руин? Потому что понимал, что от полусотни сбившихся в стаю бредней нам вдвоем не отбиться и не уйти?

— Дим, очнись. — Требовательный голос соседа во мгновение ока разметал мои суматошные мысли.

— Что? — Я вдруг понял, что стою на пороге кондитерской и бессмысленно пялюсь куда-то вдаль.

— Ага, ожил, уже хорошо. А теперь возвращайся на веранду, оплати счет Беллы и тащи ее домой, — все так же холодно, не терпящим ни малейших возражений тоном потребовал дух. Да что он себе… — Быстро, я сказал!

Я был так ошарашен всем происшедшим, что даже не возразил. Послушно развернувшись на месте, вновь вошел в кондитерскую и, протопав на веранду, оказался рядом со столиком Бел… Ласки. Бросив короткий взгляд по сторонам и убедившись, что происходящее здесь не стало предметом интереса немногочисленных посетителей, я положил на стол серебряную монету и, подхватив тихо плачущую девушку на руки, двинулся к выходу. Никто не попытался меня остановить, никто не тыкал пальцем вслед, и это было хорошо.

Оказавшись на улице, я свистом подозвал извозчика, к счастью, в этот момент проезжавшего мимо, и, устроив на диване по-прежнему не реагирующую на происходящее Ласку, продиктовал адрес. Дорога до ее дома заняла не больше пяти минут, так что вскоре я уже стучал ногами в дверь дома Ройнов. Отворивший ее слуга, увидев мою физиономию, хотел было захлопнуть дверь прямо перед моим носом, но, узрев мою ношу, молча посторонился.

То, что в этом доме мне не рады, я понял давно. Еще на втором десятке визитов сюда, когда слуги прекратили даже отговариваться отсутствием «младшей хозяйки» и просто перестали пускать на порог. Вот и сейчас, стоило оказаться в холле, как возникшие из ниоткуда двое дюжих охранников отобрали у меня мою ношу, и тот же слуга вновь отворил за моей спиной входную дверь. Молча. Что ж… пусть так. Я отвесил короткий поклон стоящему на лестнице хозяину дома, внимательно следящему за мной холодным взглядом, и, не дождавшись ответной реакции, покинул дом Ройнов.

Путь до постоялого двора, комнату в котором я так до сих пор и не удосужился сменить на более приличное жилье, прошел в тишине. Дух молчал, я тоже. А о чем тут говорить?

— На самом деле есть о чем, — подал голос сосед. — Но я не думаю, что ты сейчас в состоянии разговаривать. Так что я подожду, пока ты немного успокоишься, а вот пото-ом…

— И на том спасибо, — вздохнул я.

— Возьми у Арса бутыль чего-нибудь покрепче, завались в комнату и нажрись до поросячьего визга, — неожиданно посоветовал дух.

— Думаешь, поможет?

— Сегодня вряд ли. А вот завтра… — непонятно отозвался сосед, но… я не стал забивать себе голову и просто последовал его совету. Зря!

Утро было… мрачным, холодным, полным слабости и боли. А стоящий у постели, неизвестно чьей доброй волей, таз распространял такие миазмы, что… И почему я не сдох вчера?!!

Кое-как справившись с бунтующим организмом, я умылся и, одевшись, сполз в обеденный зал. Арс встретил меня насмешливым взглядом, но хоть комментировать мое состояние не стал. Вместо этого дождавшись, пока я устроюсь за столом и подставлю лоб прохладному ветерку, залетающему в окно и, кажется, чуть облегчающему своим прикосновением мое состояние, хозяин постоялого двора чуть позвенел какими-то склянками, буркнул нечто невнятное одной из разносчиц, и… через пять минут стол передо мной был заставлен посудой. От шкворчащей на сковороде яичницы с салом меня перекосило. При виде графина с весьма мутным содержимым чуть не вывернуло, а издевающийся Арс еще и устроился напротив с двумя кружками, одну из которых он тут же наполнил пенным содержимым стоящего на столе кувшина. Пиво… Брр…

— Это квас, — заметив мой взгляд, усмехнулся хозяин постоялого двора и невозмутимо подвинул к себе сковороду с яичницей. — А это мой завтрак. Тебе же… вот.

Он указал на стоящий чуть в стороне горшочек, накрытый хлебной крышкой, и графин с какой-то мутной гадостью, сильно напоминающей своим видом тот перегон, на употребление которого я перешел к концу вчерашней попойки. От этого воспоминания меня передернуло, и к горлу подкатил комок. Честно говоря, есть в таком состоянии мне не хотелось совершенно, но под потяжелевшим взглядом Арса я смог справиться со своим организмом и через минуту все же подвинул к себе указанный горшок. Сняв с него крышку, я осторожно принюхался к содержимому, и, как ни удивительно, организм, кажется, этот запах вполне устроил. Может, попробовать?