Шрифт:
А Фаэтон?.. Ему суждено было еще раз погибнуть — на этот раз уже по вине ученых. Придя к выводу, что астероиды — это обломки разорвавшейся планеты между Марсом и Юпитером, астрономы не нашли ничего более оригинального, как назвать эту злосчастную планету Фаэтоном…
Грекам же возлагать ответственность за все происходящее в мифах приходилось на тех, кто считался их автором. Но мифы — продукт коллективного народного творчества, возникли они задолго до появления письменности, сохраняясь в устной передаче. И молва приписывала их создание особой творческой коллегии, состоящей из девяти дочерей Зевса, которых именовали Музами.
O ЧЕМ ПЕЛИ МУЗЫ
«Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына…» С этой строкой родилась европейская поэзия. Богиня — то есть Муза — стояла у ее колыбели. И нет ничего удивительного, что творец «Илиады» прежде всего обратился именно к ней. Ведь стих рождается вдохновением, а его могут ниспослать — в этом древние не сомневались — только боги. Точнее — Музы, «фиалковенчанные», «сладкоречивые» дочери Зевса и богини памяти Мнемозины.
Обитатели Олимпа довольно четко разграничивали власть между собой. У каждого бога была своя сфера деятельности, в которую остальные олимпийцы старались не вмешиваться. Правда, иногда равновесие нарушалось, и интересы сталкивались — все-таки не надо забывать, что «узкой специализации» среди бессмертных не существовало. Но в одну область вторгаться они не осмеливались. Искусство, поэзия — это было отдано в распоряжение Муз и их руководителя Аполлона, носившего прозвище Мусагет, то есть «Водитель Муз».
Сначала богини пения — Музы стали позднее покровительницами науки, искусства, литературы. Их было девять, и у каждой — свой круг интересов. Старшая, Каллиопа, — Муза эпической поэзии, Эрато- любовной, Евтерпа лирической поэзии и музыки, Полигимния — Муза гимнов, Мельпомена покровительствовала трагедии, Талия — комедии, Терпсихора — танцам, Клио вдохновляла историков, наконец, Урания ведала наукой, и прежде всего астрономией.
Им — и только им! — было дано право направлять поэта, певца, музыканта, озарять его свыше. И каждый поэт, начиная свое произведение, непременно должен был обращаться к Музам или Аполлону, ибо лишь от них он мог получить знание, фантазию и вдохновение.
«Все песнопенья мои, но начертаны вещим Гомером», — с гордостью (а может быть, и с тайной завистью) говорил Аполлон, которому, вероятно, все же было обидно, что первая строка «Илиады» обращена не к нему. Кстати сказать, Гомер был последователен — «Одиссею» он тоже начал словами:
Муза, скажи мне о том многоопытном муже, которыйМногих людей города посетил и обычаи видел…Какой же Музе обязаны мы этими бессмертными поэмами? Конечно, покровительнице эпоса — Каллиопе. В I веке нашей эры римский поэт безоговорочно утверждал:
«Муза, скажи мне о муже», — когда-то устами ГомераТак Каллиопа сама песни свои начала.Через две с половиной тысячи лет после легендарного греческого певца Пушкин с превеликим почтением обратится к ней:
Благослови мой долгий труд,О ты, эпическая Муза!«Долгий труд!» Каллиопу не интересовало то, что мог выразить короткий стих. Поэма — ее жанр, бои, походы — ее сюжеты. Как писал Фет:
Пришла она пленять мой слух…Рассказом о щитах, героях и конях,О шлемах кованых и сломанных мечах…Бедная эпическая Муза! Вряд ли, даже обладая даром прорицания, она могла предвидеть, что ждет ее в XX веке. Французские кибернетики создали электронную поэтессу и назвали ее Каллиопой. И, послушная программе, она стала выдавать перлы вроде:
Мой горизонт состоит лишь из красной портьеры,Откуда с перерывами исходит удушливая жара…Интересно, как бы выглядела «Илиада», если бы ее творец вдохновлялся подобной Музой?
Но Музы не только «благословляли» и «пленяли слух». Они были, выражаясь нынешним языком, источником истины. Именно они поведали людям о мифах. И в течение тысячи лет античные поэты, драматурги повторяли эти древнейшие сказания. Правда, каждый на свой лад. Причем расходились они не только в деталях и описаниях; главное — тот особый, неповторимый смысл, который вкладывался в зависимости от того, что волновало ту или иную эпоху.
И, как видно, Музы относились к этому довольно благодушно — ведь фантазия людей неисчерпаема, и даже боги бессильны ее ограничить. Музы, правда, могли утешать себя тем, что истина открыта только им — людям же доступна лишь часть ее, и никто из смертных не может проникнуть в тайны богов. Не удивительно, что люди ошибаются и принимают фальшивое за истинное. Ведь и Музы не без греха, если, как пишет поэт Гесиод, они сами признаются:
Много умеем мы лжи рассказать как чистейшую правду.Если, однако, хотим, то и правду поведать мы можем.Если хотят! Значит, могут и не захотеть! И тогда… Родится произведение, похожее на правду, иногда даже слишком похожее. И все-таки не правда, а ложь. Через мною веков художник Ци Бай-ши заметит: «Писать надо так, чтобы изображение было где-то похоже и непохоже. Чересчур похоже — передразнивание природы, мало похоже — отсутствие уважения к ней».
О чем же пели Музы, которые были рождены, «чтоб улетали заботы и беды душа забывала»? Бродя по горам и долинам, они пели гимны богам и героям, славили красоту, укрощали дикие силы природы. Разлившиеся воды рек возвращались в свое русло, успокаивались бушующие морские волны, стихали и людские страсти.