Но вот пифия принималась за дело. Посидев на треножнике и надышавшись вдоволь парами, она приходила в экстаз и в этом умопомраченном состоянии начинала выкрикивать отрывочные слова. Стоявшие рядом жрецы тут же «редактировали» бессвязные речи, объединяя их в законченные фразы и придавая им стихотворную форму. Позднее стихи сменились прозой — уж не потому ли, что жрецы поняли: в прозе можно излагать мысли ничуть не менее туманно и двусмысленно, чем в поэзии?

А ответы Аполлона действительно были темны и загадочны. Любой можно было с одинаковым успехом истолковать как угодно. Немало простаков поплатились за то, что примитивно и прямолинейно следовали указаниям божества.

«Идти ли мне войной против персов?» — вопрошал лидийский царь Крез. И получил вполне определенный ответ: «Если перейдешь реку Галис, разрушишь великое царство». Обрадованный Крез перешел Галис и в самом деле погубил великое царство. Единственная поправка: царство оказалось его собственным. Спрашивается, можно ли было упрекать бога за то, что его неправильно поняли? Не зря глубоко религиозные люди в Греции — такие, как прославленные поэты Эсхил, Софокл, — без всякого осуждения давали Аполлону в своих произведениях прозвище «Кривой», «Двусмысленный». А философ Гераклит прямо признавал, что «оракул в Дельфах не говорит, не утаивает, а намекает».

Объясняться с помощью туманных намеков было делом божеским. А вот понимать эти намеки приходилось людям, в чьих руках нередко находилась судьба целого государства.

Как спасти Афины от нашествия многотысячной армии, с которой персидский царь Ксеркс собирался завоевать Элладу? Сначала дельфийский оракул ответил вполне определенно: город погибнет, и уцелеют лишь те, кто покинет его. Сказать, что подобный прогноз обрадовал афинян, было бы, конечно, явным преувеличением. Но они были упорны и настойчивы и вновь обратились к Аполлону с трогательной просьбой: «Скажи нам, владыка, что-нибудь более утешительное, взгляни на молитвенные ветви, с которыми мы пришли к тебе, или же мы не уйдем из храма и останемся в нем до конца жизни». Трудно сказать, испугала ли Аполлона столь унылая перспектива, или просто бог находился в более бодром расположении духа, так или иначе он изрек, что спасение афинян — деревянная твердыня, которая должна остаться несокрушимой.

Естественно, что, прежде всего, пришла в голову мысль укрыться за деревянной изгородью, окружавшей акрополь. Но нашелся оригинальный ум, который истолковал все иначе: спасут город не стены, а… корабли. Звали этого провидца Фемистокл. И создатель афинского флота угадал — в морской битве при Саламине в 480 году до нашей эры персы были разгромлены.

А вот спартанцам явно не повезло. Рассчитывая на легкую победу над соседями, они обратились к Аполлону, и коварный бог пообещал им город Тегею, сформулировав это так:

Вполне удовлетворенные, спартанцы, не мешкая, двинулись в поход, предусмотрительно захватив с собой цепи. Цепи действительно пригодились — для самих спартанцев, потерпевших жестокое поражение и обращенных в рабство.

Нередко Аполлон проявлял поразительную осведомленность в политических делах даже за пределами Греции. Римлянам он предсказал победу над Ганнибалом, императору Нерону он посоветовал опасаться 73-летнего возраста. Правда, Нерон наивно полагал; что на этом году оборвется его жизнь, на самом же деле он умер, достигнув лишь 31 года, но сменил его действительно 73-летний император Гальба.

Философы, политические деятели часто обращались за покровительством к Аполлону и точно выполняли указания того, кто, как полагали, опекал мудрецов.

Одному заботливому отцу оракул дал в высшей степени педагогический совет: пусть его сын делает все, что пожелает. Правда, что из этого получится, бог не счел нужным сообщить ошарашенному родителю, но, видно, решил не ронять своего авторитета. Мальчик подрос и стал общепризнанным мудрецом. Звали его Сократ. Человек, всю жизнь искавший истину и пришедший к выводу, на который не хватило бы смелости у глупца: «Я знаю то, что ничего не знаю». Не зря все же оракул в Дельфах категорически заявил, что в мире нет человека умнее Сократа!

Афинскому законодателю VI века до нашей эры Солону Аполлон повелел быть кормчим, заняв место в середине корабля. И знаменитый реформатор установил новые порядки в государстве, стремясь к тому, чтобы удовлетворить всех граждан.

По мнению Солона, он дал афинянам законы «самые лучшие из тех, какие они могли принять». Послушный воле оракула, он примирял враждующие партии и «словно волк, средь стаи псов вертелся». В результате все остались недовольны: ни одно серьезное мероприятие не удалось довести до конца, не задев при этом чьих-нибудь интересов. Божество оказалось недостаточно проницательным и, видимо, не знало той немудреной истины, которая открылась, в конце концов, Солону: «Трудно в великих делах сразу же всем угодить». Примирить всеобщие интересы было не под силу даже могучему олимпийцу.