Матрёна Петровна дожила до девяноста лет. Она перенесла два инсульта и последние годы была прикована к постели. Чтобы ухаживать за свекровью, Люсе пришлось уволиться с работы, но она не роптала, заботилась о больной как о родной матери, тем более что её собственные родители давно умерли.

Оставшись одна, Люся продолжала заботиться о детях и внуках. По-прежнему варила традиционные украинские борщи и своё фирменное яблочное повидло, а по вечерам выходила на воздух, садилась на лавочку у подъезда и замирала от удовольствия. Тишина, покой. Что ещё нужно пожилому человеку? Люся прикрывала глаза, подставляла лицо ласковым лучам заходящего солнца и тут же погружалась в мечты. В этих видениях не было места унынию и старости. Только свет, только радость, и тысячи открытых дорог, и совсем юная Люся. А ещё Ваня, всю жизнь сражавшийся за коммунистическую партию, Миша, борющийся против неё, и иногда муж Митя – тоже, в сущности, человек очень хороший.

Одна беда: здоровье начало подводить. Ноги не слушались, голова кружилась, и, главное, сердце начало барахлить. Врачи предлагали операцию. Люся отказывалась, но врачи настаивали. Она подумала и легла в больницу. Персонал там был хороший. Особенно понравился Люсе врач-анестезиолог, такой вежливый, внимательный.

«Кого-то он мне напоминает», – думала Люся, но никак не могла вспомнить, кого. Целый день она мучилась в сомнениях: «Может быть, он похож на моего учителя? Нет. Может, на соседа с третьего этажа? Нет. На продавца из хозяйственного отдела?..»

Разгадка пришла сама собой. Да такая простая, такая смешная разгадка! Люся улыбнулась. Врач-анестезиолог был похож на доктора Айболита из детской книжки. Вот и всё, просто на доктора Айболита.

Операцию Люся не перенесла. Многие знакомые говорили после, что, может быть, не надо было вовсе к хирургам под нож ложиться. Но медики утверждали, что надо. Просто Люсино сердце за прожитые годы совсем истрепалось, стало похоже на ветхую тряпочку. Понятное дело, с такой сердечной мышцей долго не протянешь. Тут уж делай операцию, не делай – медицина бессильна.

– Если бы не слабое сердце, могла бы прожить ещё лет пятнадцать-двадцать, – толковали всезнающие старушки.

Трудно сказать, понравилось бы это Люсе или нет, но квартиру её решено было продать, а деньги поделить между наследниками. Одежду раздали пожилым соседкам, мебель забрали родственники, кое-что выбросили на помойку, чайный сервиз, вазочку для яблочного повидла и статуэтку «Фарфоровые гимнастки» сдали в комиссионку. И не осталось от Люси ничего, что могло бы напомнить о её существовании. Только потёртый чемодан с фотографиями, который за ненадобностью отправили на дачу пылиться на чердаке до скончания веков. Но чемодану повезло. Его нашла и открыла молоденькая девушка. Между прочим, она была Люсиной внучкой и имя своё – Людмила – получила тоже в честь бабушки.

Людочка приехала на дачу, чтобы подготовиться к вступительным экзаменам. Ещё совсем недавно она хотела стать фотомоделью, блистать на обложках глянцевых журналов, но ведь это очень сложно, и до положенных метра восьмидесяти будущая топ-модель не дотягивала. Лучше быть певицей, сниматься в модных клипах и раздавать автографы обезумевшим от счастья поклонникам. Эта идея тоже вскоре отпала. Людочка решила заняться бизнесом. Но вот каким? Непонятно. Ещё она мечтала стать лётчицей, потом ветеринаром, но в конце концов надумала поступать в экономический. Во-первых, туда поступала подружка Светка, а во-вторых, экономист – это очень перспективная специальность.

Нужно было готовиться к экзаменам, но тут наступило лето, жара. Делать ничего не хотелось. Людочка раскрыла потёртый чемодан и стала перебирать фотографии. На одной из них, жёлтой и потрескавшейся, разместилось большое семейство. Мать и отец чинно восседали на массивных стульях с высокими спинками. Вокруг дружной стайкой расположились дети. Люда знала, что один из малышей, кажется, тот, что сидел на руках у матери, являлся то ли её прапрадедушкой, то ли прапрабабушкой. На другой фотографии был изображён какой-то мужчина с печальными глазами, одетый в военную форму, может быть, белогвардейскую или красноармейскую, сразу и не разберёшь. Юная танцовщица застыла в картинной позе: руки сложены на пушистой пачке, атласные пуанты вытянули острые носки. Рядом – дружный трудовой коллектив, на обратной стороне фотографии мелкая подпись: семинар в Кирове, 1956 год. А вот изображение молодого загорелого парня, только что вышедшего из моря. На нём длинные плавки-шорты, такие недавно снова вошли в моду. Парень смеётся, ногой упирается в прибрежный валун, внизу снимка короткий росчерк: «Ялта». И ещё какие-то женщины и мужчины, чьи-то свадьбы и похороны, чёрно-белые летописи чужих жизней. Одна фотография вызвала у Людочки особый интерес. Это был портрет маленькой девочки, держащей на руках тряпичную куклу. Обе, и кукла, и девочка, такие хорошенькие, в нарядных платьях с оборочками, с пышными кудряшками и бантиками, просто ангелочки. Людочка сразу вспомнила своё детство, она была очень похожа на девочку с фотоснимка, такая же белокурая, голубоглазая, с нежными розовыми щёчками и капризными пухлыми губками. Когда-то Людочку тоже водили в фотоателье, и она никак не хотела сниматься без своей любимой куклы, а потом долго ждала, когда же вылетит птичка, но птичка так и не вылетела…

Люда отложила потускневшие фотографии. Она выш ла на крыльцо, расправила плечи, вдохнула тёплый июньский воздух. Как же хорошо было на улице! Высокие деревья склонили свои густые ветви, ласковое солнце пробивалось сквозь яркую зелень. И старый истрёпанный чемодан, и люди, изображённые на полуистлевших фотографиях, вдруг показались призрачными миражами из далёкого прошлого. Всё это было ненастоящее, несерьёзное. Какие-то игрушечные персонажи, кукольные судьбы. Истинная жизнь кипела здесь и сейчас. Столько желаний, надежд, столько непройденных дорог, столько возможностей!

Девушка улыбнулась и медленно побрела по петляющей садовой дорожке. Она мечтала о счастье, и мечты её начинали сбываться. Кстати, первое увлекательное приключение с Людочкой уже произошло. Несколько дней назад она влюбилась…

Так уж повелось, что после сытного обеда в заводской столовой начальнику пожарной части Николаеву очень хотелось блеснуть перед окружающими своей молодецкой удалью. Вот и в эту пятницу, возвращаясь на рабочее место, он гордо приосанился: плечи назад, грудь колесом. Пусть все видят – человек в военной форме, а не какой-нибудь гражданский. Николаев шагал размашисто, твёрдо, иногда приостанавливался, чтобы поздороваться со знакомыми сотрудниками, и вновь продолжал своё уверенное движение.