У меня не было сомнений, кто передо мной. Я даже находил его появление вполне логичным и закономерным. Все же, я в этом мире был чужаком, а значит, где-то должен был быть тот Я, для которого этот мир не был чужд. И, судя по стоящему передо мной старику, такой Я появился. Не ясным было одно – почему он вдвое старше меня? И еще было совершенно непонятно, как мне на все это реагировать.

Старик хрипло закашлялся и громко сплюнул густой комок мокроты на землю. Ему пришлось схватиться узловатой рукой за деревянную ограду, чтобы не упасть. Я поморщился, но взгляда не отвел. Тот снова посмотрел на меня и, видимо, заметив гримасу отвращения, чуть заметно усмехнулся и утвердительно качнул головой. Я был уверен, что понимаю, о чем он хочет мне сказать. Собственно, и говорить-то ничего не нужно было. Я словно вел немой диалог с самим собой. Нет, это была не телепатия. Мы не читали мысли друг друга. Просто я знал, что именно этот человек думает в настоящий момент, а он знал, что происходит в моей голове. Мы знали, потому что мыслили одинаково.

Он отдышался, и, снова обходясь без слов, качнул головой куда-то в сторону, приглашая идти. В подтверждение этого, старик развернулся и медленным шагом заковылял в темноту огорода.

Я некоторое время сидел на скамье, будучи не в силах пошевелиться. Когда оцепенение прошло, все же решился подойти к калитке, но к тому моменту уже не смог рассмотреть ночного гостя.

Из темноты послышался хриплый, глухой голос:

– Не бойся, иди. Сам знаешь, куда зову. Надо так. Мне-то ты можешь доверять? – он засмеялся, проглатывая последнее слово, от чего снова сильно закашлялся, – Или себе. Это уж как тебе больше нравится.

Этот голос в очередной раз подтвердил мои догадки. Точнее, не голос, а его интонации. Сам голос, пусть и имел тот же тембр, но был далек от того, каким он должен быть. Теперь не оставалось и доли сомнения в том, что этот человек и есть я. Но я все еще колебался.

– И с чего это я, вдруг, должен тебе доверять?

– Не делай вид, что не понял кто я такой. Поизносился, конечно, не без того. Но не настолько же, чтобы самого себя не узнать, правда? Давай, шевели поршнями, человек-амфибия, времени мало. Много интересного расскажу. До рассвета буду тебя на болоте ждать.

Послышались удаляющиеся шаги и шелест травы. Легкий ветерок донес еле уловимый, но очень знакомый запах гниющего болота. Через минуту все стихло. Я взглянул на часы – половина первого. Рассвет наступит через пару-тройку часов, и если я намерен последовать его совету, то стоило поторопиться. Взвесив все «за» и «против», и не найдя ни единой причины, чтобы отказаться, я покинул двор и направился по темной улице к полю, граничащему с балкой. Всю дорогу не покидало странное новое чувство, будто я нахожусь в чужом доме в качестве непрошеного гостя. Подобное испытываешь, когда приходишь в кинотеатр и усаживаешься в кресле в зрительном зале, а когда гаснет свет и начинается сеанс, подходит человек, показывает билет на это место и вежливо просит тебя пересесть. Какое-то призрачное чувство вины, смешанное со стыдом и удивлением. Я словно занял чужую жизнь, и теперь мне следовало уйти. Старик хочет, чтобы я пересел на свое место. Хотя, с другой-то стороны, твердое решение вернуться к болоту было принято мною еще раньше. Так что этот визит, самого себя к самому себе, по сути, ничего не менял. В любом случае, я бы сейчас шел по этому полю, а значит, все идет так, как должно.

Снизу веяло сыростью и холодом. На краю оврага я остановился и вслушался, пытаясь по звукам определить, где искать старика, но ничего расслышать не получалось. Слегка удивило, что из водоема не доносилось кваканье лягушек. Хотя, раньше я его тоже не замечал. Все-таки не доброе это место. И прав был Гена – ожидать от него чего-то, кроме очередной насмешки или издевательства, вряд ли стоило.

Однако я не видел другого выхода. Его просто не существовало. Моя жена и ребенок погибли. Их больше нет. Юльку я потерял. Ее больше не вернуть. Все те люди, которых я встретил здесь, не были людьми даже близко. А та, кто была так похожа на Машу, оказалась для меня еще более чужой, чем любой другой человек из моего мира. Мира, откуда я пришел.

Осторожно прощупывая ногами крутой склон, я медленно спускался навстречу густеющей вони. Она била в нос и плотно заполняла легкие своей сыростью, вызывая тошноту. Было темно. Склон стал более пологим, под ногами захлюпало. Я остановился. Снова прислушался и сумел расслышать едва различимое сиплое дыхание. Старик был где-то неподалеку. Обернувшись на звук, окликнул его:

– Эй! Я пришел.

После недолгой паузы, где-то в стороне послышался голос:

– Знаю.

Снова повисло молчание. Обувь окончательно промокла, вода растекалась между пальцами, заставляя ежиться от холода.

– Зачем звал?

– Я не сомневался, что придешь. Кому, если не мне, знать тебя, как облупленного, Семенов. Есть, конечно, одна деликатная деталь, которая нас с тобой рознит, но в целом-то…

Его перебил приступ кашля, переросший в жуткое бульканье. Громко отдышавшись, старик продолжил:

– Как ты думаешь, сколько мне?

Немного поразмыслив, я ответил:

– Думаю, лет семьдесят…

Старик снова рассмеялся, но на этот раз обошлось без кашля.

– Мне и шестидесяти нет, Коля, – он демонстративно сплюнул, – Фу ты, мало того, что никак не привыкну к тому, что нас так называют, так еще и сам…

– Как так, – удивился я.

– Да забей… – ответил он, намереваясь замять тему разговора, но, не сдержавшись, продолжил возмущаться, – Нет, ну Николай – красивое, звучное имя! Так нет же! Надо мямлить, сюсюкать! Коленька! Юленька! Машенька… Хренашенька, блин! Бесит сука…

Эти имена, произнесенные в такой отвратительной манере, вызвали в душе бурный шквал негодования. Еще большее негодование вызывал тот факт, что это говорил я сам. Пусть и более взрослый и весьма странный, но я!

– Ладно, проехали, – стараясь сменить тон на примирительный, прохрипел старик, – Подойди ближе, мне говорить тяжело. Расскажу тебе сказочку на ночь.