Шрифт:
– Послушайте, вы.
Я повернулся, встретив холодный взгляд.
– Да, я к вам обращаюсь. – Он был высок, красив, года на два старше. Одет в элегантный французский камзол из коричневого бархата с золотыми пуговицами. Лицо бледное, с правильными чертами. Белокурые волосы вились чуть ли не до плеч. – Не много ли вы себе позволяете?
– Простите, – не понял я.
– Только что отсюда отъехала карета польской княжны Ядвиги Понятовской. Вы слишком долго, дольше, чем позволяет приличие, общались с ней.
Удивление сменилось на гнев:
– Кто вы такой, чтобы меня упрекать? – вскипел я.
– Ее брат и польский шляхтич. Запомните мое имя: Ян Понятовский.
Здоровенный слуга подвел к нему высокого коня. Он вскочил легко в седло и небрежно с высоты добавил:
– Надеюсь, вы впредь не будете досаждать своим обществом моей сестре.
– Это почему же?
– Почему? – криво усмехнулся он, стараясь быть сдержанным. – Еще раз повторяю, Ядвига – польская княжна. А вы кто, сударь? – И ускакал вслед за каретой.
– Я, между прочим, русский дворянин, – хотел крикнуть наглецу вслед, но не сделал этого. Он все равно не обратил бы внимание на мои слова.
Месяц спустя я ходил в Гостиные ряды, купить книгу. Я давно к ней приглядывался. Наконец попросил у отца денег. Книга дорогая, о героическом морском путешествии Америго Веспуччи27, известного итальянского автора, Бандини28. Проходя мимо костела Святой Екатерины, вдруг увидел знакомую карету. Сердце так и замерло. Карета только подъехала, и лакей в зеленой ливреи слезал с задка. Он распахнул дверцу, откинул ступеньку. Я подошел ближе и увидел, как из кареты выходит высокая худощавая дама в собольей шубке. А за ней…
Ядвига заметила меня, лучезарно улыбнулась и подозвала:
– Александр, я не ошиблась? – сказала она по-французски с мягким польским произношением.
Я тут же подлетел и подал ей руку, чуть не сбив лакея.
– Мама, это Александр Очаров, – представила она меня даме в собольей шубе.
– Чудесный ребенок, – безразличным тоном сказала дама, позволив поцеловать ее руку в шелковой перчатке, и направилась по лестнице в храм.
–Почему ребенок? – про себя обиделся я. Хотя она права. Мне тогда только исполнилось тринадцать.
– Вы не спешите, Александр? – спросила Ядвига.
Я? Спешу? Да я готов был забыть про все на свете, лишь бы лишнюю секунду побыть рядом с этим очарованием!
– Будьте так любезны, проводите меня в костел, – попросила она.
Оперлась на мою руку, в другой несла букет из красных и белых роз. Я воспылал от счастья и гордости. Сзади раздался стук копыт и ржание разгоряченного коня, которого резко, грубо осадили. Мы невольно обернулись. Всадник спрыгнул на землю, бросив лакею поводья, и поспешил в нашу сторону. На всаднике был надет красивый венгерский костюм для верховой езды с золотыми шнурами. И этим всадником оказался тот самый Ян, которого я уже успел возненавидеть.
– Где вы задержались? – накинулась на него дама.
– Прошу прощения, – вежливо поклонился он.
– И сколько вас просила: не носитесь так в городе. Зашибете кого-нибудь.
Он вдруг заметил меня, и взгляд его вспыхнул гневом.
– Не волнуйтесь, мама, – сказал он со злой улыбкой. – Уж если зашибу, то – кого надо.
– Хватит нести ерунду, – надоело старой княгине пустой разговор. – Доведите меня до храма.
Внутри, в правом пределе у входа покоилась мраморная плита, покрытая флагом Речи Посполитой29: красное полотнище, в центре которого скакал белый рыцарь с занесенным мечом. Тут же лежало множество белых и красных роз. Ядвига положила сюда же свой букет. Я подождал, пока дама, Ядвига и ее брат совершат молитву, преклонив колени на бархатные подушечки. После помог Ядвиге подняться, и она отвела меня в главный зал базилики, где стояли ряды скамеечек, а в главном алтаре не было иконостаса, лишь только возвышался огромный деревянный крест. Пока старшая Понятовская беседовала со священником, Ядвига мне шепотом рассказала, что сегодня день смерти последнего короля Речи Посполитой Станислава Августа Понятовского30. Он захоронен здесь, в Петербурге. Понятовских много в Польше и в России, но их семья принадлежит к королевской ветви этого рода. Сама Ядвига не любит заниматься политикой, она больше расположена к искусству, но мама – ярая сторонница возрождения Великой Речи Посполитой, поэтому каждый год приезжает на могилу Станислава Августа и совершает молебен.
Я посадил Ядвигу в карету. Она попрощалась со мной, сказав, что уезжает надолго в Варшаву, и неизвестно, когда вновь посетит Петербург. Мне стало грустно, когда карета отъехала.
– Я вижу, вы не понимаете слов, сударь, – услышал я ледяной голос брата Ядвиги. – Мне кажется, вас предупреждали.
Я повернулся и бесстрашно посмотрел прямо в его серые глаза. Он был всего на полголовы выше меня и задрал подбородок, чтобы казаться еще выше. Но я ему ответил:
– Не старайтесь запугать меня, сударь. С кем хочу, с тем и общаюсь.
– Моя сестра, возможно, станет королевой Польши. Вы хоть это понимаете?
– Возможно, – подчеркнул я. – И, насколько мне известно, на данный момент такого королевства не существует.
Все мышцы его лица окаменели. Он быстро стянул перчатку с правой руки, намереваясь дать мне пощечину, но с паперти его окликнул падре и приказал немедленно прекратить ссору.
– Думаю, наши дороги когда-нибудь пересекутся, – холодно кинул он, запрыгивая в седло. Дал шпоры, и бедное животное рвануло вперед, чуть не поскользнувшись на мерзлой мостовой.