Annotation
Петушков Сергей Анатольевич
Глава 1.
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Петушков Сергей Анатольевич
Dreamboat 1
Пролог
– К кому-с, товарищ?
– пожилой господин был невысокого роста и весьма полноват, глаза невыразительные, выпученные, как у попавшей на берег рыбы. Багровое одутловатое лицо щедро украшено россыпью морщин, словно печеное яблоко. Тонкая ниточка усов неестественно чернильного цвета, длинные острые кончики закручены вертикально вверх, закручены безупречно-идеально, ни один волосок не выбивается. Этими необычными поэтическими усиками мужчина явно гордился, ухаживал тщательно, лелеял и холил, не взирая ни на войны, ни на революции, неважно белые, красные, зеленые сейчас в городе, не важно, что некогда весьма изысканный и изящный сюртук староват, кое-где протерт, рукава виновато блестят, выше локтя микроскопическая, неприметная дырочка. Усы - это символ! Символ джентльмена, утонченной мужественности, элегантности, некоей эксцентричности. К нему очень хотелось обратиться: "милостивый государь", но Северианов лишь дружелюбно улыбнулся и сказал:
– Добрый день! Я бы хотел повидать Константина Васильевича. Деулова.
– Увы!
– владелец необычных усов с деланым прискорбием опустил глаза вниз.
– Константин Васильевич сейчас в отъезде, могу ли я заменить его?
– А вы?..
– Его брат. Двоюродный. Как изволят выражаться французы - кузен...
Пальцы левой руки пучеглазого господина непроизвольно начали подкручивать вертикальный конец правого уса, затем проделали ту же манипуляцию с другим концом. Северианов изобразил на лице задумчивое выражение, не предпринимая, однако попыток войти внутрь, заговорил с легкой неуверенностью:
– Прошу не понять меня превратно, в прошлом году здесь изволили гостить Иннокентий Михайлович Любецкий, может быть, вы даже слышали об этом, так вот, он нижайше рекомендовал мне обратиться к Константину Васильевичу по поводу одного, так сказать, пределикатнейшего дела.
– Хм... Любецкий?
– Масленые глазки усатого кузена до неприличия выползли из орбит, и сходство с рыбой усилилось.
– Кажется, припоминаю-с. Только разве он Иннокентий Михайлович? По- моему, товарища Любецкого звали Федором Каллистратовичем...
Ключевая фраза была произнесена. Фамилия Любецкий в сочетании с именем-отчеством Федор Каллистратович гарантировала собеседникам, что все в полнейшем порядке. Пароль и отзыв. Секретные слова для опознания своих. Бояться нечего и некого.
Однако хозяин квартиры боялся. Боялся, хоть голос и оставался спокойным, но... Но легкая испарина предательски проступила на лбу, но нервозно задрожали кончики пальцев правой руки, а взгляд сделался размытым, несфокусированным. Северианов мгновенно почувствовал этот испуг, эту оторопь, боязнь, дрожь - господин с эксцентричными усами был явно личностью творческой и зело впечатлительной - артист, музыкант, может быть, живописец. Очень мало походил он на заговорщика или опытного бойца, привыкшего к нестандартным ситуациям и прочим крамолам и тайным козням. Он и к Организации примкнул, вероятно, вынужденно, а, может быть, заставили - вот и трясется как лист, опасаясь даже тележного скрипа. Вопрос в другом: боится ли он вообще, беспредметно, умозрительно, отвлеченно, или боится чего-то конкретного? От ответа на этот вопрос зависело многое, а может быть, всё.
– Антон Савельевич, - представился хозяин квартиры, наклонив голову и явив идеально напомаженный пробор.
– Извольте, - он посторонился, пропуская Северианова.
Прихожая была небольшая и, если когда-то и богато обставленная, то теперь явно потеряла былой лоск, блеск, изысканность, превратившись в пыльную каморку. Потемневший колорит стен, старое зеркальное трюмо, тусклый абажур, одиноко висящее пальто. Если что и являлось украшением - так это множество фотографических карточек, черно-белой мозаикой осыпавшей стены. Геометрическая монументальность архитектурных композиций, плавность линий и тончайшая игра светотеней соседствовали здесь с жанровыми зарисовками и классическими фотопортретами. Величественный панорамный кадр Тверской площади царственно нависал над полувспаханным полем, где хозяйствовал мелкий мужичонка в толстовке, по самые глаза заросший бородой. Он снисходительно управлял плугом, рядом придерживала под уздцы лошадь женщина в сарафане, вероятно супруга мелкого пахаря, а две согбенные бабы возрастом постарше что-то выбирали из земли в корзины. Вид на Знаменскую церковь на Невском проспекте, Шереметьевская богадельня и Большой театр расположились в ряд. Над ними степенно шествовала по деревенской улице девушка с коромыслом через плечо. Завернутая в платок по самые глаза женщина, торговала разноразмерными глиняными горшками. Два босоногих, зато в купеческих картузах неудачливого вида мужичка блаженно развалились на траве у самовара. Правее - застывшие минуты прошедшей жизни, отображения ушедшей прелести, великолепия внутреннего мира. Четверо веселых, жизнерадостных девушек с трудом сдерживают улыбки, неуклюже пытаются придать лицам серьезный вид в казенном интерьере фотографического ателье. Юная красавица загадочно смотрит в объектив фотокамеры, словно напоминая, что красота, к сожалению, не вечна, а прекрасные моменты ускользающе мимолетны. Бочкообразный военный с тараканьими усами, в фуражке, окруженный дюжиной сестер милосердия. Импозантно-степенный вид на Кремль с Замоскворецкой набережной. Дородный господин с солидной купеческой бородой, неуловимо похожий чертами лица на хозяина квартиры. Грациозные дамы в муфтах под вывеской "магазин Ломахина". Почтенный муж характерного профессорского обличья с двумя малолетними девчушкам за столом. Жмурящаяся от удовольствия собака. В самом низу карточки, рядом со штампом: "Фотографическое заведение И.В. Куркина, Малый Губернский пр. 40" - от руки написано синим чернильным карандашом: "Любимцу Венеры один год, 17.08.1915".
– Меделянка Меделянскя собака, меделянка - одна из самых крупных пород: большеголовая, тупорылая, гладкошерстая; статями напоминает бульдога.?
– восхитился Северианов.
– Ваша?
Антон Савельевич недоуменно посмотрел на Северианова, потом неуверенно кивнул.
– Д-да, наша-с. Брата двоюродного. Его собачка.
– Как зовут? - продолжал выказывать восхищение Северианов.
– Трезор, - с какой-то отчаянной безнадежностью, обреченно даже, сказал хозяин квартиры, избегая смотреть на Северианова.
– И где же он? Хозяин с собой забрал?
– Н-н-нет, - выдавил владелец эксцентричных усиков.
– Трезорка совсем старый был, недавно издох, аккурат, перед революцией.
– Прискорбно, - вздохнул Северианов.
– Весьма прискорбно, Антон Савельевич! Примите, так сказать, мои соболезнования.
Рассматривая фотографии, Северианов машинально извлек из нагрудного кармана изящный серебряный портсигар с золотыми накладками, вставками из драгоценных камней и сложной детальной гравировкой. На лицевой стороне верхней створки выпуклый позолоченный всадник в островерхом богатырском шлеме схватился насмерть со Змеем Горынычем. Однако, не смотря на печальную известность главного сказочного злодея, выражение его, если можно так сказать, лица было весьма добродушным и миролюбивым, по странной иронии, значительно добрее яростной физиономии богатыря. Микроскопические бриллиантики глаз озорно подмигивали, а чешуйчатый хвост отдавал воинское приветствие. Затейливо переплетенные узорчатые ветви деревьев образовывали монограмму "НС", а орнамент в виде мелких цветочных розеток, чешуек и листьев покрывал всю внешнюю поверхность. Запор оглушительно щелкнул, Северианов размял папиросу, легко стукнул несколько раз мундштуком о распахнутую пасть Змея Горыныча, затем, словно спохватившись, протянул раскрытый портсигар хозяину.