Должность: стажер.

Ха-ха! Так он не врал об этом. Чувствуя себя немного лучше, я продолжила читать выделенные жирным шрифтом слова.

Не задавать вопросов. Никогда.

Не высказывать свое мнение.

Дресс-код: черный. Если во время работы произошла какая-то оплошность, и вы хотите отдать вещи в химчистку, то должны подождать, прежде чем отправлять их.

Никаких телефонных звонков.

Восьмичасовой рабочий день. Предоставляется отпуск, но поездка должна быть одобрена мистером Блазиком, и им же будет контролироваться.

Я сморщила нос, что это значит? Контролироваться? По крайней мере, у меня будет отпуск, но я чувствую, что у нас два очень разных определения этого слова.

Никаких отношений.

Никакой семьи.

Никакого интернета.

Серьезно? Получается, я буду заперта в квартире в течение всего года, одеваясь в черное и занимаясь... Чем? Его одеждой? Я стиснула зубы и прочитала следующую строчку, из-за чего мои глаза почти выпали из орбит.

Никаких сексуальных отношений. Надо оставаться невинной весь год.

Мои щеки покраснели от смущения. Как он узнал, что я еще девственница, и какое ему дело до этого? Ярость охватила меня, я бросила бумаги на стол и выругалась.

Девственность все еще со мной не из-за отсутствия желания. Отец позаботился, чтобы никто не прикоснулся ко мне. Каждый раз, когда я начинала встречаться с мужчиной, он паниковал и отступал. Единственный раз, когда я подошла к случайному парню в баре — даже не спрашивайте, это критический момент в моей жизни — мы пошли ко мне домой и у него случился чертов сердечный приступ в моей спальне. И это в двадцать восемь лет.

Он выжил.

Но винил меня.

Что? Как мое присутствие могло вызвать остановку сердца?

Мои глаза наполнились слезами, когда я смотрела на эти бумажки. Мне хотелось жить подальше от отца, подальше от его контроля, от моей семьи. В это утро я была так взволнована своими исследованиями, встречей с человеком, который был моим кумиром.

Это отстойно.

Встретиться с человеком, которым вы восхищались на протяжении пяти лет, чтобы в конце концов понять, что он — не тот герой, которым вы его себе представляли, что он — монстр в маске.

Два с половиной часа — и мое чудовище вернется.

Я была готова.

Мне просто нужно это сказать своему отражению в зеркале около пятидесяти раз, после того как прикончу эту бутылку шампанского.

Полиция подозревает, что убийцей может оказаться женщина. Согласно отчетам, преступления могут быть совершены на почве ненависти к женским половым органам.

~ «Сиэтл Трибьюн»

Николай

Двери лифта закрылись. Я взглянул на свое отражение на гладкой металлической поверхности и отвернулся.

Всю свою жизнь я избегал зеркал и блестящих поверхностей — всего, что могло сообщить мне то, что я уже о себе знал.

Что я был монстром.

Глаза — зеркало души, и я знал лучше, чем кто-либо еще, что был очень плохим человеком. Заполучив Майю, я даже не подумал о том, что буду делать, когда закончу с ней.

Много чего пришлось поставить на свои места для того, чтобы это произошло, и я знал, что если привяжусь к ней, это убьет меня, возможно, уничтожит последнюю каплю человечности, что осталась во мне.

Когда двери открылись, я выдавил улыбку, которая ощущалась весьма неловко, и так происходило всегда, потому что счастье для меня являлось чужеродной эмоцией, и я не был уверен, что смог бы ее признать, явись она ко мне и ударь по голове.

— Мистер Блазик, — Том Микельсон, один из членов Совета, направлялся мне навстречу, приветствуя легким взмахом руки.

— Том, — кивнул я и заставил себя улыбнуться шире. — Как жена? Восстанавливается после операции на бедре?

— О, да.

Том качнулся назад на пятках, затем сдвинул очки на свой длинный нос. Он напоминал молодого Санта-Клауса с седеющими волосами, румяными щеками и ярко выраженными губами и носом — он единственный друг, который у меня был.

И когда я думал об этом, то чувствовал себя жалко.

— Она любит цветы, — он нервно постукивал ручкой по ноге, как склонен был делать, когда я вступал с ним в беседу. Том суетлив, всегда нервничает, когда находится близко к начальству. — Вы действительно не должны были этого делать.

— Должен, — сказал я тихим голосом, пытаясь успокоить его. — И я счастлив, что она чувствует себя хорошо.

— Ну, хорошо, — Том откашлялся.

— Что-то еще?

Он вздохнул и засунул руки в карманы.