– Это не наш упырь? – спросил Васильев, пока не решаясь подойти.

– Нет, это не он. Но этот дух не менее опасен. Зло этой больницы склонило его на свою сторону. При жизни он был очень плохим человеком, и его дух после смерти стал особенно озлобленный. В этом здании он чувствует себя как дома. Он где-то рядом, и нам надо опасаться его. Лучше подойдите ко мне поближе.

Васильев и Ершов последовали совету Анны Эдуардовны, и подошли поближе к ней, в центр зала.

– Кто он, этот озлобленный дух? Один из тех сатанистов? Это их трупы лежат здесь? – начал без остановки сыпать вопросами подошедший Васильев.

– Нет, это не они. Но те люди, что были здесь похоронены, недалеко ушли от сатанистов по своим моральным качествам. Я думаю, что это скорее всего бандиты и рецидивисты, а озлобленный дух – их главарь. Они умерли не здесь, кто-то их всех убил из огнестрельного оружия неподалеку, а потом сразу похоронил здесь.

– Прям братская могила. Точнее, «братанская», – шутливо подметил Ершов и глумливо изобразил бандита из девяностых.

И тут у Васильева в голове щелкнуло. Он вспомнил про мимолетный рассказ Хорошилова о некой таинственной «стрелке» и исчезновении двух криминальных авторитетов у здания Ховринской больницы в начале девяностых. По слухам, во время стрелки две группировки устроили пальбу, в результате которой оба авторитета погибли, но тела их так никто и не нашел. Неужели это и есть та самая братская могила бандитов? Но кто их закопал здесь и что же тогда случилось с остальными выжившими уголовниками? Уж не этот ли озлобленный дух убил всех на той стрелке?

– А почему озлобленным стал только один? Что с остальными, их трупы до сих пор здесь?

– Нет, их тела обратились. Местные силы зла обращают всех умерших или похороненных в этойбольнице в злых духов. Источник нечистой силы не дает этим душам обрести покой и подчиняет их себе. Но некоторые особенно плохие и жестокие люди становятся здесь после смерти злыми духами по своей воле – они сознательно связаны с местной нечистой силой, которая их воскресила. И при этом они могут действовать независимо пока в этом месте господствует потусторонняя активность и…

Внезапно речь Лещинской оборвал нечеловеческий и жуткий крик, который донесся из левого ответвления. Васильев с Ершовым резко подскочили и вскинули фонарики с пистолетами. Лещинская тоже поднялась, но более медленно.

– Какого рожна? – сдержанно среагировал Ершов.

– Началось… – обреченным тоном произнесла Лещинская, смотря в темную арку прохода из которого прозвучал крик.

– Началось что? – настороженно поинтересовался Васильев.

– То, что лучше бы не начиналось… – загадочно ответила Лещинская.

Она вышла вперед, не отрывая взгляд от прохода, в котором кричали, а затем обернулась к Васильеву и Ершову, которые не опускали пистолетов.

– Идемте туда, на крик, – спокойно повелела Анна Эдуардовна.

– Вы уверены, что нам нужно туда идти? – насторожился Васильев.

– Да, нам явно что-то хотят показать.

– Не думаю, что я хочу смотреть на то, что мне хотят показать в том проходе. Но раз вы настаиваете…

– Главное – не отставайте, – спокойно дала наставление Лещинская и двинулась в проход, из которого послышался жуткий крик.

– Ну что, капитан Ершов, пошли смотреть, – надменно произнес Васильев, повернув голову к Коле.– Думаю, сейчас ты как раз увидишь то, с чем столкнулся здесь я три дня назад.

– Я только об этом и мечтал весь день, – саркастично ответил Коля.

Они двинулись за Анной Эдуардовной. Медленно прошли, держа в вытянутых руках пистолеты и фонари, через дверной проем и оказались в коридоре с кирпичными стенами и многочисленными боковыми арками входов в другие комнаты.

Васильев обнаружил, что сквозь проем одной из комнат сочился слабый свет, будто там горело небольшое пламя. Лещинская медленно, но целенаправленно шла как раз к этому светящемуся проёму.

– Лёха, может, пойдем вперед и сами проверим, что там? – тихо спросил Ершов, идя рядом с Васильевым.

– Думаю, она знает, что делает. Не будем вмешиваться, – убедил его в ответ майор.

Анна Эдуардовна сделала еще несколько шагов и остановилась напротив входа в боковую комнату, откуда сочился слабый и непонятный свет.

– Бог ты мой! – тихим голосом ужаснулась Лещинская, стоя на пороге комнаты.

Она пристально смотрела в проем. Её вид был немного тревожным, но паники не наблюдалось.

– Что там? – поинтересовался Алексей, подходя вместе с Колей к Анне Эдуардовне.

Ответа не последовало. Через секунды две Васильев и Ершов сами подошли к Лещинской, встали рядом с ней и заглянули в эту же комнату, стоя на её пороге.

– Ох, ты ж, етитская богомышь! – удивленно протянул Ершов, смотря внутрь.

Васильев и сам хотел выругаться от увиденного, но не стал. Внутри комнаты они наблюдали совершенно ужасную и почти сюрреалистичную картину. Сама комната была размером примерно три на три метра. Ровно посередине помещения стояла гнилая деревянная кушетка с лежащим, уже давно мертвым и обезображенным телом. На полу комнаты стояло штук десять свечей, разложенных в хаотичном порядке вокруг кушетки, они и давали это непонятное поначалу освещение. Все стены комнаты были исписаны странными и мрачными символами, нарисованы они были, скорее всего, кровью. Значение их было непонятно, но среди этой жуткой живописи особенно выделялся уже хорошо знакомый Васильеву круглый знак – эмблема Нимостора, или, как назвала его Лещинская, демоническая печать. Она зловеще красовалась ровно по центру дальней бетонной стены комнаты.