— Зачем? — искреннее удивление окрасило ее голос. — Ты впала бы в панику, и нам не удалось добиться таких впечатляющих результатов.

Вторая бутылочка пошла в дело, и на этот раз не пустая. Густое ярко розовое вещество радостно плюхалось внутри. Не пролетев и половины пути к настоятельнице, она исчезла с тихим хлопком.

— Каких?! Я ничего такого особенного не ощущаю. Где Сила и Знание, которые мне пообещали? — обиды в моем голосе хватило бы, чтобы пронять камень. Но мать-настоятельница была из материала покрепче.

— На все воля божья, — ответчица в показном смирении потупила глаза. — Если Ему будет угодно…

— ЕСЛИ?!! — возмущенный вопль услышали, наверное, за переделами крепости.

— Прояви терпение. Все придет в нужный момент, — ответила она, пряча улыбку. — Ты же не думала, что такая Сила и такое Знание достаются даром?

Уши вероломно заалели. Именно так я и рассуждала.

— То, что достается даром, ничего не стоит, — посерьезнела матушка. — Запомни это, девочка.

Перефразированная пословица про сыр в мышеловке если и не остудила мой гнев лучше всяких оправданий, то перевела его в скрытую форму. В кои веки хотела схалявить, а не получилось. Бутыль из темного стекла аккуратно опустилась обратно на свое место.

Матушка смотрела на меня с усталой улыбкой:

— Знаешь, как меня зовут, Лия?

— Астела, — не задумываясь, ответила я.

Она развела руками.

— Цена заплачена не зря. Тебе подвластна любая магия. Только представь, любая . Даже некромантия.

«Рада?» . Очень. Всегда мечтала покойников поднимать.

— Мы поделились с тобой этим, пробудили к жизни, — продолжила мать Астела. — Из тех, кто принимал участие в ритуале, четверо не могут подняться с постели, один пребывает в забытье до сих пор. Жертвы не напрасны: мы дали миру надежду.

«Ну, разумеется, чужая жертва во имя мира никогда не бывает непомерной» .

Я подавленно опустилась на кровать. Торжественность ее речи произвела на меня угнетающее впечатление. Взгляд упал на собственные руки. Неужели в моем теле заключена теперь такая огромная сила? Мать-настоятельница, аккуратно подобрав рясу, присела рядом. Сухая теплая ладонь погладила мою вихрастую голову в утешении.

— У тебя все получится, — она выделяла каждое слово. — Пробудить Силу я помогу, но для того, чтобы тело вспомнило боевые навыки, придется пожить жизнью алоний, самых молодых дочерей ордена. Через полгода ты станешь безупречна и будешь готова, чтобы предстать пред Императором.

— Полгода? — машинально переспросила я, думая о том, зачем Императору моя безупречность, и не придется ли мне охранять кровать у него в спальне.

— Кто-то тратит всю жизнь на то, что ты получишь за жалких полгода, — голос настоятельницы оторвал меня от картин кровожадной расправы.

Было в голосе и выражении глаз матери-настоятельницы нечто такое… пугающее, отчего я поторопилась сменить тему.

— Когда меня переведут в мою комнату? Кровать жесткая, удобств никаких…

Мать-настоятельница подарила мне всепрощающую улыбку воспитательницы в заведении для детей, отстающих в умственном развитии.

— Сразу, как только аалона Ренита с тобой закончит. Сейчас я ее пришлю.

Она ушла, а спустя несколько минут появилась вышеупомянутая аалона. Сказать, что женщина была большой, значит, не сказать ничего. Огромная — вот верное слово — руки молотобойца, косая сажень в плечах, бюст, как два арбуза, выспевших под щедрым краснодарским солнцем. Ей только санитаркой в психиатрической лечебнице работать — успокаивать буйных больных. Я с ужасом подумала, что же это она со мной такого должна сделать.

Если опять всякая боль — я пас.

Потянув за руку, она поставила меня на ноги. Ее маленькая голова качнулась в откровенном осуждении.

— Запустила ты себя, девочка, — этот голос должен был принадлежать томной ослепительной красавице, а не этой женщине-горе, до того он был нежен и бархатист.

Она медленно обошла меня по кругу, придирчивым взглядом окидывая фронт работы. Что той — непочатый край без труда угадывалось по выражению озабоченности на лице монахини. Закончив осмотр, женщина все же ободряюще улыбнулась:

— Мы все приведем в порядок.

— Будет больно? — задала я наводящий вопрос.

Ее смех пушистым мехом ласкал слух.

— Ничуть.

И понеслось. Из стола, как из ящика Пандоры, извлекались сосуды с самым разнообразным содержимым. С каждой открытой крышкой атмосфера в комнате изменялась, напитываясь ароматами косметических составов. Некоторые имели приятный цветочный запах, но большинство воняли настолько отвратительно, что на глаза наворачивались непрошенные слезы. Меня мазали кремами, скребли щетками, поливали микстурами, маслами, вытяжками и настоями, втирали эликсиры, посыпали порошками. Тело бросало то в жар, то в холод, в зависимости от используемой субстанции.