Сама же Елизавета была погружена в заботы о воспитании Эдуарда и Анны. В то время как Ричард распоряжался работами на дворе и полях, она, при помощи нескольких книг, имевшихся в домашней библиотеке, старалась дать сыну и племяннице необходимые знания. Десятилетняя Анна имела мягкий характер, быстро соображала и легко усваивала все уроки своей тетушки. Эдуард же, напротив, не делал особых успехов, чем сильно огорчал мать. Он не очень любил учиться. Ему гораздо больше нравилось бегать по деревне, лазать по скалам, упражняться в стрельбе из лука и ходить вместе с рабочими-китайцами или малайцами на плантации. Анна пыталась пробудить в Эдуарде интерес к учебе, но, хотя мальчик очень любил свою сестру, попытки эти были тщетны. Он всегда обещал исправиться, но вскоре забывал эти обещания.

Стоял сентябрь. В это время года на Суматре дуют очень сильные ветра.

В день начала нашей истории небо, обычно столь ясное, было затянуто густыми облаками.

Но жара тем не менее стояла несносная, и все жители острова страшно от нее страдали.

Ричард Пальме, в широкополой соломенной шляпе, нанковой [5] куртке и панталонах, стоял на веранде своего дома с подзорной трубой в руках, внимательно наблюдая за черной точкой, показавшейся вдали на море. Сбоку от него на высоком тростниковом стуле, обернутая газовой вуалью для защиты от москитов, сидела Елизавета. Она казалась слабой и утомленной.

На другом конце веранды на складном стуле с учебником в руках сидела маленькая Анна Сиррей. Она была в белом платье, как и ее тетя, и также носила газовую вуаль от москитов. Порой, раздвигая эту докучливую материю, девочка открывала солнцу свое милое лицо и шею, и легкий ветер, дующий с моря, играл шелковистыми кольцами ее волос.

Анна склонилась над книжкой, и губы ее шевелились, как будто она учила урок. Однако девочка выглядела рассеянной – по какой-то причине она не могла учиться с обычным прилежанием. Иногда Анна смотрела на тетю Елизавету, но чаще все-таки девочка глядела на аллею, раскинувшуюся перед домом. Она явно ожидала кого-то, но этот кто-то все не приходил.

Наконец Ричард Пальме сложил свою подзорную трубу и сказал:

– Корабль под голландским флагом огибает остров Ронд… Конечно, он из тех, что приезжают из Батавии к нам в этот сезон, чтобы нагрузиться пряностями. Не позже чем через час он будет на якорной стоянке, и мы услышим новости.

– Разве нам нужны эти новости теперь, когда мы окончательно порвали связь со светом? – смеясь, ответила Елизавета. – Главное, Ричард, позаботься о том, чтобы продать свой урожай капитану корабля, идущего в порт. И не думай о том, что происходит на той стороне земного шара.

Ричард снова открыл подзорную трубу и начал смотреть вдаль.

Между тем маленькая Анна не могла совладать с охватившей ее тревогой. Рассеянность девочки не позволяла ей сосредоточиться на книге, которую она держала в руке. Обдумывая, как лучше задать свой вопрос, Анна скользнула к госпоже Пальме и застенчиво спросила у нее:

– Милая тетя, где же мой кузен Эдуард?

– Он пошел с негритянкой смотреть, как убирают бетель [6] , – рассеянно ответила Елизавета.

– А поля с бетелем ведь находятся на краю леса?

– Конечно, но к чему ты это говоришь?

– Скоро настанет ночь, а затем…

В эту секунду к ним подошел Ричард, и Анна замолчала.

– Вот корабль входит на рейд, – сказал он с озабоченным видом, – и майор Грудман посылает навстречу шлюпку, чтобы его досмотреть… Моя дорогая, я определенно должен спуститься в Новый Дронтгейм и узнать обо всем, что происходит в мире! Но прежде я зайду к доктору и попрошу его взглянуть на тебя, потому что ты неважно выглядишь.

Елизавета не стала удерживать мужа и только настойчиво попросила его вернуться поскорее. Но как только Ричард Пальме оставил веранду, его внимание привлекло новое событие.

Две массивные телеги въезжали в этот момент во двор. Эти телеги, запряженные черными буйволами с огромными рогами и свирепыми глазами, были нагружены листьями бетеля, собранными в поле. Несколько человек сопровождали непокорную упряжь, а во главе конвоя шел, оскалив зубы, китаец Яв, староста рабочих господина Пальме.

Яв был обладателем желтой одутловатой физиономии, криво посаженных глаз, висящих усов, бритой головы, но длиннейшей при этом косы, которая спускалась из-под его заостренной соломенной шляпы. Яв был очень похож на одну из тех физиономий, которые рисуют на китайских изделиях из фарфора.

Он был одет в простую голубую рубашку и панталоны. Постоянная улыбка, распускающаяся на его широком лице, делала Ява смешным в глазах европейцев. Характер этого китайца был привлекателен не больше, чем его внешность. Староста рабочих был трусом, лгуном, плутом и к тому же жадиной. Однако при этом Яв был прекрасным земледельцем, – сильным и трудолюбивым; он всегда первым являлся на работу и последним бросал ее, – и эти заслуги, в сочетании с его неизменной веселостью, ценили снисходительные хозяева, закрывая глаза на недостатки китайца.