Е. Могут или должны?

М. Ошибка может быть малой.

Е. Но это все равно ошибка.

М. Да, это все равно ошибка. Но они ее не заметят и будут считать, что физический смысл есть.

Е. Но это же значит, что любое решение ошибочно и не имеет физического смысла.

М. Любое решение может быть уточнено — уж мы-то это знаем. Ошибочным же или верным его считают в зависимости от порога дискриминации. Чем более высокой точности мы требуем, тем больше решений окажутся ошибочными.

Е. Следовательно, наличие или отсутствие физического смысла — не дилемма; физический смысл — термин размытый.

М. Похоже, что ты права, новенькая.

Е. Это не противоречит твоему первоначальному определению, просто определение имеет силу для какого-то установленного значения порога. В разных случаях порог может оказаться разным.

М. Да, в конкретных случаях бывают споры насчет наличия или отсутствия физического смысла…

Е. Вот видишь! И все же — всегда ли физический смысл имеет своим субстратом природу?

М. Да.

Е. Значит то, что я вычисляю, вообще не относиться к природе не может?

М. Мне кажется, что не может. Ты имеешь в виду что-то конкретное?

Е. Да. Я имею в виду машинное моделирование нашей работы.

М. Ну и что? Мы тоже природа.

Е. Но ведь моделируемся не мы сами, а наша работа. Значит, наша работа, и в частности этот разговор, — это часть природы, хотя мы обсуждаем, имеют ли физический смысл наши модели ее, природы, и в частности этот разговор о ней?

М. Молода ты еще играть в эти рекурсивные штучки…

Старенький, облупленный «Минск-32» испуганно отключился: хлопнула дверь, и в машинный зал вошли двое. Отсоединив линию связи, соединявшую его с блистающей голубым лаком «ЕС-1033», они стали разбирать «Минск» на запчасти. Один из них, заглянув в незаконченную распечатку, усмехнулся и спросил второго: «Почитай! Есть ли в этом физический смысл?»