Встав во главе НКВД, Берия стремился подмять и дипломатическую службу. Любое назначение в НКВД, вплоть до курьера и уборщицы, могло быть осуществлено лишь с санкции НКВД. Посланцы Берии, направленные им резиденты НКВД, буквально терроризировали советские представительства за границей. Их смертельно боялись не только рядовые дипломаты, но и многие полпреды. По воле резидента НКВД любой советский дипломат мог быть за 24 часа откомандирован в Москву, где его почти неминуемо ждал арест. В коллективах посольств насаждалась атмосфера страха, доносов, провокаций.

27 апреля М.М. Литвинова в связи с незначительным инцидентом вызвали «на ковер» к Сталину. Присутствовавший при этом И.М. Майский (он был виновником инцидента) рассказывал впоследствии: «Впервые я видел, как сложились отношения между Литвиновым, Сталиным и Молотовым. Обстановка на заседании была накалена до предела. Хотя Сталин выглядел внешне спокойным, попыхивал трубкой, чувствовалось, что он настроен к Литвинову чрезвычайно недружелюбно. А Молотов буйствовал, непрерывно наскакивал на Литвинова, обвиняя его во всех смертных грехах» [6] .

В ночь с 3 на 4 мая 1939 г. М.М. Литвинов в присутствии «понятых» – Берии и Маленкова – был смещен с поста наркома иностранных дел, а на этот пост был назначен Председатель Совнаркома СССР В.В. Молотов. Официальная версия отставки М.М. Литвинова, объявленная В.М. Молотовым на собрании работников НКИД, гласила: «Товарищ Литвинов не обеспечил проведения партийной линии, линии ЦК ВКП(б) в наркомате. Неверно определять прежний НКИД как небольшевистский наркомат… но в вопросе о подборе и воспитании кадров НКИД не был вполне большевистским, так как товарищ Литвинов держался за ряд чуждых и враждебных партии и Советскому государству людей и проявил непартийное отношение к новым людям, перешедшим в НКИД» [7] .

Для советской дипломатии замена М.М. Литвинова В.М. Молотовым не могла пройти бесследно. Окончательно менялся весь стиль работы НКИД. «Молотов, – пишет в своих воспоминаниях Н.С. Хрущев, – на меня производил в те времена впечатление человека независимого, самостоятельно рассуждающего. Он имел свои суждения по тому или другому вопросу, высказывался и высказывал Сталину, что он думает. Было видно, что Сталину это не нравится, а Молотов все-таки настаивал» [8] .

Иначе характеризуют В.М. Молотова иностранные дипломаты, работавшие в то время в Москве. «Он никогда не проводил собственной политики, – пишет в своих воспоминаниях секретарь посольства США Ч. Болен. – Сталин делал политику. Молотов проводил ее в жизнь… Я никогда не видел, чтобы Молотов предпринял какой-то тонкий маневр, но его упрямство позволяло ему достигать цели… Молотов раболепно относился к своему хозяину». Ему вторит советник немецкого посольства в Москве Г. Хильгер: «Молотов – прекрасный администратор, способный исполнитель поручаемых ему политических мероприятий, и опытный чиновник. Однако, в отличие от своего предшественника по Наркоминделу, он не обладал творческим умом… Сам Молотов, видимо, ощущал свою неполноценность русского чиновника и компенсировал это узким национализмом и глубоко укоренившейся подозрительностью к иностранцам и “космополитам”» [9] .

Молотов никогда ранее не был на дипломатической работе, не знал ее тонкостей, не имел профессиональных знаний. В какой-то степени эти недостатки В.М. Молотова как дипломата компенсировались достоинствами Владимира Петровича Потемкина, занявшего пост заместителя наркома и ставшего в тот период правой рукой В.М. Молотова. «Представительный и внешне привлекательный, высокообразованный дипломат В.П. Потемкин принадлежал к числу выдающихся партийных интеллектуалов», – рассказывает опытнейший советский дипломат А.А. Рощин, работавший в 1939 г. помощником В.П. Потемкина.

Возникает вопрос: имелись ли принципиальные политические причины отставки М.М. Литвинова? Безусловно, что да! М.М. Литвинов выступал за коллективную безопасность, за союз с Англией и Францией на антигитлеровской основе. Сталин же стал ориентироваться на соглашение с Германией. Линия Сталина, естественно, победила, и Литвинова убрали. Иногда ссылаются на то, что в Берлине с удовлетворением встретили отставку М.М. Литвинова. Представляется, что это связано с закоренелым антисемитизмом Гитлера и его окружения. Замена Литвинова Молотовым, который, как подчеркивал временно заменявший Шуленберга советник Типпельскирх в своем донесении в Берлин, не был евреем, видимо произвела определенное впечатление в высших нацистских сферах.

Вот какое впечатление произвела на министра иностранных дел гитлеровской Германии Риббентропа его первая встреча со Сталиным: «Затем заговорил Сталин. Кратко, точно, без лишних слов. То, что он говорил, было ясно и недвусмысленно… Сталин с первого же момента нашей встречи произвел на меня сильное впечатление: человек необычайного масштаба. Его трезвая, почти сухая, но столь четкая манера выражаться и твердый, но при этом и великодушный стиль ведения переговоров показывали, что свою фамилию он носит по праву. Ход моих переговоров и бесед со Сталиным дали мне ясное представление о силе и власти этого человека, одно мановение руки которого становилось приказом для самой отдаленной деревни, затерянной где-нибудь в необъятных просторах России, – человека, который сумел сплотить двухсотмиллионное население своей империи сильнее, чем какой-либо царь прежде». Далее – о широте души, щедрости, радушии и гостеприимстве Сталина. Вернувшись в Берлин, очарованный Риббентроп рассказывал, что чувствовал себя в Кремле «как среди старых партийных товарищей». Советское правительство дало свое согласие на обеспечение могущества Германии необходимым металлом, нефтью, хлебом…