Но едва Александра переступила порог дома, как ей стало ясно: Леонид Андреевич Морозов уже никогда не пойдет на охоту. Ни с внуком, ни без внука.

Отец лежал в сенях на полу. Он умер мгновенно, пораженный инсультом, и упал, как падает скошенное молнией дерево. Распростертый на полу, он казался очень большим, и при взгляде на него Александре стало понятно, что мертвый отец и есть источник этой страшной тишины. Это было чудовищное открытие, его невозможно было принять, его не вмещал человеческий разум, но душа понимала, что это так и есть, и, бессильно опустившись на колени, на чистые доски пола, Александра бессильно и тихонько завыла. Она выла и прислушивалась к тишине, и ей стало легче и проще, только когда она почувствовала жгучую боль, опоясавшую ее поясницу. К вечеру родилась Кира, и молодая мать, услышав первый жалкий писк новорожденной, забыла о страшной тишине… И не вспоминала ее больше никогда — даже когда Кира болела и ей делали операцию на сердце. А вот теперь вспомнила. И это могло означать только одно. Там, за дверью, — смерть.

Так что недаром она так подвыла, когда первый раз увидела эту дверь! Всего час назад, перепугав соседку Маргариту. Всего час назад, когда в желудке еще не плескалась огненным пламенем неизвестно зачем выпитая водка. Час назад Александра уже почуяла смерть — звериным чутьем.

Теперь ей было необходимо проникнуть в комнату. Неизвестно на что рассчитывая, она вскочила и подергала дверь. Заперто, разумеется. Тогда она подналегла на нее плечом, потом ударилась с силой — как глупая муха о стекло! Но это дверь старой закалки, ее здоровый мужик не снесет с петель, что уж говорить об Александре! Плача уже в голос, она потерла плечо — наверняка будет синяк — и уставилась на замочную скважину. Большую скважину. Ее открывает старый ключ — увесистый и нелепый, как из сказки про Буратино. Именно такой висел у Александры на связке. Раньше он открывал дверь в ее квартиру. Давно.

Давным-давно, десять лет назад. И квартира была другая, составленная из двух комнат, длинных, как вагоны трамвая. В первом вагоне жили Галина и Александра, во втором — школьница Кира. Потом они разбогатели, купили новую квартиру, а ключ так и остался у Александры. Он повысился в звании и стал брелоком — за него удобно было вытаскивать из сумки всю связку.

Александра пошла на кухню. Там, рядом со стулом, на котором она сидела (а позавчера сидела Кира!), валялась ее сумка. Так. Косметичка, телефон, упаковка салфеток, пузырек с успокоительными таблетками. Ключи. Большой нелепый ключ. Теперь обратно к двери.

Ключ вошел в скважину привычно, словно они были десять лет женаты. Дальше произошла заминка, что-то там заело, он не желал поворачиваться. Но Александра была уверена, что дверь откроется, и эта уверенность сыграла свою роль. Неприметное движение кистью руки…

Замок щелкнул. Дверь открылась.

Как Александра и предполагала, обзор из замочной скважины ей закрывал шкаф. Большой, унылый полированный шкаф времен застоя. Он разделял комнату на две очень неравные части, превращая меньшую и ближнюю к двери в подобие прихожей. Несмотря на полумрак (ее глаза уже привыкли к нему в коридоре), Александра огляделась. Не спеша. Спешить было слишком страшно. И увидела — сбоку от двери, перед неподвижной ее половинкой — туфельки Киры. Они могли принадлежать только ей, в них она и ушла из дома. Белые, без каблука, простые и изящные. Мало того — на полуоткрытой дверце шкафа висела большая белая сумка. Справившись с дыханием, Александра решилась сделать шаг в комнату. Она оказалась неожиданно большой — может быть, потому, что мебели в ней было немного. Предметы обстановки вступали между собой в безмолвный спор — некоторые из них явно были приобретены недавно человеком, который не стеснялся в средствах, другие покупались десять лет назад и не грешили ни изяществом, ни практичностью. Под ногами у Александры простерся вытертый красно-коричневый палас, закрывавшие окно шторы гармонировали с ним в расцветке, но казались новыми и дорогими. В углу, на обшарпанной тумбочке с облупившимся шпоном, мерцал плоский экран телевизора. На стеклянном хайтековом столике стояла пустая бутылка из-под шампанского и разнокалиберные тарелки с остатками какой-то еды. Под ногами у Александры захрустело стекло. Наклонившись, она смогла рассмотреть остатки тонкого бокала — или двух? Диван тоже был новый, обтекаемый, как летательный аппарат. А вот плед, очевидно прикрывавший его, а теперь весь почти сползший за спинку, помнил еще семидесятые годы и товарища Брежнева.

Уставшая от темноты и темного ужаса внутри, Александра шагнула к окну и отдернула шторы. Яркий дневной свет затопил комнату. Солнце ясное всю правду откроет — говорит старая еврейская пословица. Солнце открыло Александре неприглядную и страшную правду. Бежевое покрытие дивана было окроплено кровью, а из-за самого дивана высовывались ноги в черных носках. Один носок сполз, обнажив волосатую лодыжку. Между стеной и диваном, небрежно накрытый пледом, лежал человек. И человек этот был мертв.

Она не стала трогать тело. Александра тоже не вчера родилась, она смотрела детективы и криминальную хронику, она читала газеты и знала: тело трогать не стоит. Да и не нужно ей это. То мертвое, что так страшно поместилось между стеной и диваном — а она чуть было не села на этот диван, ужас какой! — не ее дочь. У ее дочери не было волосатых лодыжек и сорокового размера ноги, черных мужских носков она не носила. Но следы ее дочери в этой квартире повсюду. Значит, она каким-то образом причастна к убийству — или к смерти, это Александре совершенно безразлично. Даже если Кира тут ни при чем — она все равно будет выглядеть причастной в глазах милиции. На нежную и хрупкую девочку посыплются обвинения и подозрения. Может быть, ее станут допрашивать в кабинете следователя. Может быть, ее даже посадят в камеру — сажают же подозреваемых, пока идет следствие? В вонючую камеру, в компанию бомжих, проституток, наркоманок. Все они злы, безумны, больны СПИДом.

Несомненно, следовало избежать контакта Киры с этими ужасными событиями и личностями. Александра действовала спокойно и рассудочно. Сердце больше не трепыхалось суматошно, оно билось ровно и спокойно. Мать просто обязана помочь дочери.

С дверцы в прихожей Александра сняла сумку Киры и огляделась. Какие тут могут быть вещи, принадлежащие ее девочке? Во-первых, подзеркальник. На нем — флакон духов «Tuberous Criminelle» и косметичка из белой кожи. Щетка. В ее зубцах запуталось несколько волосков. Все в сумку.

В шкафу — белое платье Киры, на полках — стопка белья. Аккуратно складывая все в сумку, Александра разрабатывала план дальнейших действий. Сейчас она соберет все — очень внимательно! — потом пойдет в ванную. Наверняка там зубная щетка Киры, еще какие-то штучки. Потом Александра возьмет в кухне бутылку водки — хоть бы Маргаритка, чахлый цветочек, не проснулась раньше времени! — и тщательно протрет все поверхности. Не забудет ни ручку шкафа, ни пульт телевизора. А потом она уйдет. И ручки двери вытрет тоже! «Делай что должно, и пусть будет, что будет» — вот ее девиз на сегодня.