— У нее такой голос, словно трещит на огне кукуруза! Если женщина хочет, чтобы ее слушали, ее голос должен напоминать соловьиные трели.

И уж действительно трудную задачу она поставила перед собой, когда, помимо французского, испанского и итальянского языков, решила выучить еще и немецкий. Зато теперь она свободно изъяснялась на любом из них и опасалась лишь за родной английский — не забыла ли она его за эти два года.

Когда карета проезжала через Булонский лес, Дарсия наклонилась к окошку, но потом, вспомнив, что отец не хотел, чтобы ее видели, вновь откинулась назад.

Они въехали в центр Парижа, и Бриггс, не говоря ни слова, протянул Дарсии вуаль.

Дарсия с восхищением взяла ее в руки. Нежная на ощупь, легкая как паутинка, она была голубого цвета. Только такую, а не темную и уродливую, мог выбрать для дочери лорд Роули. Девушка накинула ее поверх своей маленькой шляпки. Вуаль спускалась до плеч, крошечные темно-голубые точки, рассыпанные по всему полю, скрывали лицо и, отвлекая внимание, одновременно вызывали интерес.

В тот день на ней было платье, которое в пансионе считалось бы слишком нарядным: турнюр был значительно больше, — чем разрешалось носить воспитанницам, а очень тугой лиф так выразительно обтягивал ее тонкую талию, подчеркивая совершенство фигуры, что мать-настоятельница непременно не одобрила бы такого наряда.

Дарсия увидела этот фасон в иллюстрированном французском журнале и уговорила одну из своих подружек сделать заказ своей портнихе, когда поедет домой на каникулы.

— Заказать у нее платье будет недешево, — предупредила ее подруга.

— Это не имеет значения, — ответила Дарсия. — У меня должно быть платье, которое не стыдно надеть, если кто-нибудь из родственников пригласит меня в гости.

— А ты на это надеешься? — улыбнулась подруга. — Тебя здесь никто не навещает, а ты никогда не ездишь домой на каникулы.

— Мои родственники живут в Англии, — ответила Дарсия, — и они хотят, чтобы я закончила школу, прежде чем снова вернусь туда.

В пансионе было еще несколько девочек, которые тоже безвылазно сидели в монастыре. Одна была гречанкой, другая приехала из Тегерана. Поэтому Дарсия особенно не скучала, но все равно радовалась, когда возвращались остальные ученицы и возобновлялся обычный школьный распорядок.

Карета остановилась у великолепного подъезда, и Дарсия увидела стоявших в ожидании слуг, одетых в ливреи. Поднявшись по ступенькам, покрытым алым ковром, она вошла в дом, который не видела более пяти лет, и подумала, что все здесь в духе отца. Можно было догадаться, что именно он живет здесь, даже не зная об этом заранее. Картины, великолепная мебель, вся обстановка были частью его «я», тем фоном, что окружал его в любом месте, где бы он ни находился, как и огромные букеты цветов, украшавшие холл и наполнявшие благоуханием гостиную, в которую слуга проводил Дарсию.

Но сейчас ее интересовал только мужчина, стоявший у дальней стены.

Откинув вуаль, она вскрикнула от радости и подбежала к нему:

— Папа! О, папа, как это замечательно — снова увидеть вас!

Ей было трудно говорить, и в то же время казалось, что слова сами срываются с губ, и голос зазвенел от счастья.

Лорд Роули обнял дочь, расцеловал ее в обе щеки и сказал:

— Так много времени прошло, моя куколка! Дай-ка мне взглянуть на тебя.

Он слегка отстранил ее и начал разглядывать. Дарсия, чтобы скрыть смущение, которое чувствовала под его взглядом, принялась развязывать ленточки на шляпке, потом сняла ее, бросила на пол и, обняв отца, начала его целовать.

— Ты восхитительна! — с удовлетворением произнес лорд Роули. — И очень похожа на свою мать в этом возрасте. Она была красивее тебя, но у тебя ее черты. Я всегда был уверен, что ты станешь красавицей, когда вырастешь. Что ж, я опять поставил на вербую лошадь.

Дарсия рассмеялась:

— О, папа, не могу выразить словами, как рада я слышать ваш голос и ваши шутки! Но я не лошадь на скачках, я взрослая женщина. Скажите, теперь мне можно будет вернуться и жить с вами?

Ответ на этот вопрос она страстно желала получить еще с того момента, как через мать-настоятельницу ей передали письмо, сообщавшее, что «тетя» хотела бы видеть «племянницу».

Дарсия сразу же поняла, от кого это письмо, и не только потому, что у нее не было никакой тетушки, которая могла бы интересоваться ею, но также и потому, что в углу листа стоял секретный знак, о котором они с отцом договорились два года назад.

Отец проставлял маленькую буковку «R», а Дарсия рисовала ему крохотное сердечко.

— Я приехал в Париж именно для того, чтобы поговорить об этом с тобой, — сказал лорд Роули. — Но сначала расскажи мне о себе.

— Мне нечего рассказывать, папа, я писала обо всем, что со мной происходило, в этих невероятно скучных письмах, которые отправляла каждое воскресенье своему «дядюшке Рудольфу» на адрес конторы вашего поверенного в Лондоне.

Лорд Роули рассмеялся:

— Должен признать, что все твои письма были донельзя скучны — за исключением тех, что ты пересылала мне тайно.