Стас не выразил возмущения моим опозданием и спросил разрешения взять меня под руку. Выходя из гостиницы, он отметил, что за время отсутствия я сильно помолодела.

– Это начал действовать воздух колдовского города, – пошутила я.

Целый день мы доставляли себе радость свидания с Парижем, и когда под вечер уселись в баре здания Конгресса полюбоваться вечерним Парижем, мой спутник страшно довольный проведенным временем разоткровенничался со мной. Оказалось, что Стас родом из Варшавы, поляк по национальности, но уже много лет живет в Москве, лишь время от времени навещая свою родину. О Варшаве он говорил с любовью и гордостью. Чувствовалось, что именно это место на Земле – его святыня. Москва ему тоже нравится, но очень многое его раздражает как в самом городе, так и в его жителях. Меня почему-то это очень задело. Всегда критикуя свой народ дома и зная многие его отрицательные стороны, я вдруг почувствовала неприязнь к Стасу за его высокомерие и про себя обозвала его высокомерным польским выскочкой, которому моя Родина дала столько благ. А он, неблагодарный, смеет с пренебрежением рассуждать о русских в подобном тоне. Вслух же я отметила, что и среди поляков много людей недалеких и несовершенных, и единственное, чем они отличаются, так это своим польским гонором.

Стас тут же спохватился и уже был сама любезность, превознося храбрость, силу и терпение русского народа. Оказалось, что фирма, где он работает, обслуживает информационные связи между Россией и Западом. Контрольный пакет акции фирмы принадлежит Российской Федерации. Но его заискивающий тон уже не мог растопить лед недоверия к нему. Я уже поняла, что он человек неискренний, а значит с ним нужно быть поосторожнее.

Тем временем в баре заиграла музыка, запела Эдит Пиаф, и Стас стал очень грустным. Он сказал, что 5 лет назад потерял жену и дочь, которые попали в автокатастрофу, путешествуя по Португалии. Родители его умерли еще в 1980-х годах, а родители его жены живут в Канаде и связь с ним не поддерживают, считая его виновников гибели их дочери и внучки. Так что теперь он совсем один в этом мире. Все еще находясь под впечатлением своих грустных воспоминаний, он предложил пойти пройтись по Елисейским полям.

К ужину мы успели как раз вовремя. Оказалось, что и Стас был на полном пансионе. Зал был полон. Ужин скорее напоминал банкет. Блюда сменяли одно другое. Прекрасные французские вина и десерты завершили наш триумфальный день.

Пожелав друг другу спокойно ночи, мы разошлись по номерам. И тут меня охватил ужас. Я вдруг подумала, что моя дочь сейчас совсем одна в пустой квартире и, наверное, сходит с ума от беспокойства за меня. Я заказала разговор с Москвой прямо из номера, но наш телефон не отвечал, никто не брал трубку.

Было уже достаточно поздно, а дочери все еще не было дома. Я не могла ни спать, ни ходить по номеру. Что делать, куда звонить? И вдруг я вспомнила о своем кристалле, погладила его и попросила показать мне дочь. Камень потемнел и «черно-белое кино» показало театр Сатиры и нас с Ликой, сидящих в 5 ряду на спектакле. Мы действительно ходили на этот спектакль в понедельник. Значит, прошлое камень показывает в черно-белых красках. Получается, что я одновременно нахожусь в театре в Москве и в номере гостиницы в Париже. Видимо, я раздвоилась. Но так не бывает! Ни в какой фантастике не встречалось ничего подобного.

Мне стало жутковато. Я убрала кристалл. Что же произошло? Я попала в прошлое, но совершенно в иные обстоятельства. Что это значит? У меня был шанс прожить другую жизнь, а та жизнь, которой я живу сейчас – не моя. А может быть, наоборот, именно сейчас я вторглась в чужое время и место действия. Я боялась сойти с ума от этих мыслей. А объяснений происходящему так и не было. «Нужно прекратить попытки проанализировать необъяснимое», -приказала я себе.

И необходимо немедленно вернуться домой! Я стала гладить камень, но он был мутным и холодным. А если он потерял способность творить чудеса и я останусь в этом, чужом мире навсегда? Что тогда будет с моей дочерью?

Выпив две снотворные таблетки, я кое-как забылась. Утро разбудило меня радостным солнцем. Мое смятение немного улеглось, но все же на душе было тревожно.

Приняв душ и одевшись в свой единственный костюм, я спустилась на завтрак. Стаса в зале не было, и я испытала что-то вроде облегчения. Зачем мне знакомства в другом времени и мире? Тем более что еще не известно, я ли та женщина, что находится здесь?

Но, судя по обуревавшим меня чувствам, это была я. Неисправимая фантазерка, беспокойная и чувствительная. Сколько бед я перенесла благодаря этим своим качествам!.. Природа явно не поскупилась, наградив меня всем этим добром с лихвой.

В раздумье я подошла к шведскому столу, набрала хлопьев с фруктами, заказала яичницу и кофе и села за наш стол. Из окна было видно, что к отелю подъехала машина. Из нее вышли два мужчины, одним из них был Стас. Другой больше походил на робота, чем на человека. Он двигался как-то странно. Стас что-то сказал, «робот» сел за руль автомобиля, и машина тронулась в сторону Елисейских полей.

Стас же тем временем вошел в отель. На нем был стального цвета костюм и черная водолазка. Он не прошел в ресторан, а направился к лифтам. Я допила свой кофе, не удержавшись при этом от соблазна и съев одно из тех парижских пирожных, вкуснее которых, по-моему, не бывает, и решила зайти в номер и снова попробовать расшевелить кристалл, чтобы вернуться домой. Мысли о дочери не выходили у меня из головы.

Войдя в номер, я поняла, что в мое отсутствие кто-то в нем побывал. Зубная щетка и шампуни были поставлены иначе, а матрас на кровати сдвинут. А в воздухе витал тонкий запах парфюма, очень напоминающего парфюм Стаса. Не зря все-таки я ему не доверяла.

Горничная еще не начинала свою работу, в коридоре никого не было. Кто же и зачем входил в номер. Вещей у меня нет, а сумка всегда с собой. «Остается только Стас, – решила я, – но зачем?».

Очень озадаченная таким поворотом событий, я закрыла номер и направилась в район Монмартра. Хотелось пройтись по магазинам, а потом доехать до Латинского квартала, пообедать где-нибудь в городе и, если повезет, вернуться в Москву. Я шла к Вандомской площади и вспоминала наши с дочкой прогулки по Парижу. Мне ужасно не хватало ее здесь. Без нее Париж был пустыней, а я в нем – безумно одинокой.