Шрифт:
Какая разница. Сделал все так, как должен. Точка.
На лоб и нос упали щекочущие соломинки. Затем полетело еще, как из включенной газонокосилки – это Марианна вновь устраивалась в раздвигаемом приминаемом сене. Когда улеглась окончательно, она закрылась от меня, отгородившись скрючившейся спиной. Руки обхватили низ живота, коленки прижали их, поднявшись до самой груди.
– Болит?
– Немножко.
Ну-ну. А корежит ее так, будто множко.
Не сумев отказаться от очередного удачного совмещения благородного и истинного мотивов, я повернулся к царевне и обнял сзади.
Долго лежали, слушая стук сердец.
– Знаешь, – нарушил тишину нежный голос, – у тебя врачевательский талант.
– Мама говорила: не зарывай талант в землю, не губи природу.
– Мамы плохого не посоветуют. – Непонятно, отреагировала она подобным образом на шутку или пропустила мимо ушей, думая о своем. Оказалось, второе. – Не сочтешь покушением на нравственность просьбу еще раз помочь уменьшить боль?
Милые, милые грабли.
– Давай попозже. Ты засыпай, а я потом положу.
И ведь хочется наступить, и поговорку про увязший коготок помню.
– Понятно. Отсрочка – надежнейшая форма отказа.
Понятно? Ни черта тебе не понятно. Если девушка говорит «Понятно», значит, не поняла, но понапридумывала себе тако-о-ого…
Вздохнув, я переместил ладонь с плеча на живот соседки. Она радостно ухватилась, подол взлетел чуть не до груди, вжатая в мягкое пятерня вновь обрела благодарное будоражащее наполнение.
Организм заволновался.
– Есть люди уютные, как дом, – донеслось едва слышно. – Прижмешься и понимаешь: ты дома. Ты такой.
Я не ответил. Тогда прилетело очередное, вполне ожидаемое:
– Ты хотел бы меня еще раз поцеловать, по-настоящему? Нет-нет, ни в коем случае не предлагаю, просто спрашиваю. Теоретически. Как возможность. Даже как вероятность.
Ну что делать с неугомонным созданием?
– Честно?
В ответ – полная оптимизма улыбка бродячей собаки, застрявшей в ступоре между возможными пинком и косточкой.
С моей стороны рухнуло:
– Да.
Ударило тишиной. И, через вечность:
– Я тоже.
Мое молчание и старательно-ровное дыхание намекали, что разговор завершен. Любопытство удовлетворено? Спокойной ночи.
Не тут-то было. Замогильным голосом приплыло, словно из-под двух метров земли:
– Чего же мы ждем?
– Когда рак на горе свистнет.
– Кто-кто?
– Турук Макто!
– А это кто?
– Никто. Зактокала.
Обидеть не получилось. Повыбирав между обидой и прочими чувствами, царевна тихонько толкнула меня в бедро:
– Ты же не спишь.
– Но очень хочу.
– Ты сказал, хочешь меня поцеловать. Мне кажется, более спокойной и счастливой возможности, чем сейчас, уже не будет. Возможно, уже никогда не будет.
– Я тебя уже целовал. – От скрежета моих зубов перевернулись черви в земле. – И на бревне перед местными, и прошлой ночью, и раньше, когда Варвара устроила бардак с двумя обнимающимися кругами.
– Там ты меня даже не помнишь. Какой я была по счету в каком кругу? Молчишь? Ты даже не знал, что есть какая-то Марианна – тихая, неприметная, тогда еще абсолютная безымяшка. А прошлой ночью… – Глухой томный голос необъяснимо съежился и потускнел. – Прошлой ночью ты был не со мной. Даже вспоминать не хочу. А вот на бревне…
Боже, хоть бы эта пауза продлилась вечно!
Нет, вспоминавшая с закрытыми глазами царевна продолжила искушающую пытку:
– На бревне ты был искренним. Не играл роль.
– Ты видела, как я целовал Майю на дереве?
Понуро упало:
– И что?
– Там я тоже был искренним.
– Просто ты думал, что жизнь закончена.
– А сейчас у нас все впереди.
– Обещаешь?
Я недоуменно взлетел бровями:
– Что?
– Что у нас с тобой все впереди.
Вот так и попадаются люди слова в ловушки.
– Столько всего уже пережили, – пробурчал я. – Понятно, впереди будет не меньше. Однозначно. Не все, но много. А много – это немало. Не раскручивай меня на то, к чему я не готов… внутренне. Будет только хуже.
– Думаешь, еще один поцелуй что-то изменит в наших отношениях?
– А ты думаешь – нет?
Я выдернул руку и отвернулся. И больше уже не поворачивался.
Глава 2
Всадники вернулись к утру. Нас разбудили, накормили и под присмотром Вешняка вывели перед неровным строем солдат. Во дворе ржали лошади, с которых сгружали тела Пафнутия и Кудряша. Один из воинов ссадил сидевшую перед ним девчонку, чуть старше покойного мальчика и похожую на него. Пухленькая, светленькая лицом и темненькая ниспадающей за спину косой, она была одета в такой же, как у нас с Марианной, балахонистый сарафан без рукавов и пояса. Как понимаю, это местная детско-подростковая одежда вроде лоскута-пончо долинников. Обувь отсутствовала. Насупившись, девочка спряталась за солдат. Маленькие, узко посаженые глазки не отрываясь глядели на нас.