Нужно посочувствовать больному человеку, который руководит страной. Но нужно посочувствовать и стране, которой руководит больной человек.

«Карман-газета».

Невесомая зарплата может раздавить любого гения.

Единомученики.

Сенсацией становится каждое соприкосновение президента со своими обязанностями.

Если бы Господь не хотел, чтобы люди смотрели телевизор, он бы его не изобрел. А бес подсунул телеведущих…

Печально, что уходят ветераны. Было бы убийственно, если бы они оставались.

Истина не едина. Понять это невозможно.

НАТО будет защищать иностранные инвестиции в России. Поэтому оно и расширяется.

На смену юношескому романтизму неизменно приходит старческий ревматизм.

Побежденная Россия пытается простить победившую Чечню. Но Чечня еще не признала Россию.

Всю жизнь берег себя для чего-то большого. Дожил до обширного инфаркта.

Горилка – украинская водка, произведенная в Африке.

Велика Россия, а отступать некому. Армии нет.

Начальный этап восхождения вице-премьера к власти был усыпан цветами. Он ими торговал.

Хамовластие.

Испытанный русский путь – через пень-колоду.

«…у нас своя голова за плечами…» – приписывается премьеру.

Старая гвардия не побежит. Она едва переставляет ноги. И не повернется спиной к противнику – штаны дырявые.

Новый тип экономики – пикирующая.

В стране всеобщего безверия верховодит дьявол.

Вольтеров в России нет. Мы никогда не признаем за оппонентами права на честные заблуждения.

Любите книгу – кладбище мыслей.

Кащей бесцельный.

Русские гордятся своими недостатками и не понимают, почему иностранцы не разделяют этой гордости.

Минус – это плюс после встречи с Налоговой службой.

Жгучее равнодушие.

Самое острое орудие лжи – правда.

Реформаторы – чужеземный топор в русском тесте.

Будущего не боится только тот, кто не ведает прошлого.

Секрет популярности КГБ у демократов в том, что человек склонен создавать врага по своему образу и подобию.

Генералу не спалось. Переехал он сюда, в дачный домик, именно для того, чтобы отдыхать от городского шума, дышать терпким осенним воздухом, глядеть по утрам, если будет погода, на солнце, поднимающееся из-за леса. С погодой не везло. Который уже день шел, без просвета и без передышки, унылый холодный дождь. Прямо от крыльца до забора простиралась лужа, уходившая другим краем к дороге. Лужу пересекала редкая цепочка кирпичей да длиннющая толстая доска. В темноте не было видно ни лужи, ни кирпичей, ни доски, ни забора, да Генерал и не собирался выглядывать в окно. Просто этот кусок огородного ландшафта стоял перед глазами и напоминал, что завтра вот так же будет дождь и вместо неба над домом зависнет серая хмарь, лужа станет еще шире, а доска поплывет и развернется у берега, как брошенный плот.

Струйки воды, срывающиеся с крыши, постукивали по подоконнику, в темноте что-то постанывало, тихонько-тихонько и жалобно. То ли домовой никак не мог найти себе места и жаловался на жизнь, то ли ветер забивался в щель между досками, то ли поскуливал у двери приблудный щенок. В пустом поселке попадались такие бедолаги – тощие, вечно голодные и пугливые. Еще под вечер, в сумерках, Генералу показалось, что из-за куста у дороги появилась робкая маленькая тень, двинулась было к дому, но когда он легонько свистнул и похлопал себя по колену – к ноге, мол! – тень исчезла.

И вот теперь что-то постанывало, поскуливало, подвывало в сырой непроглядной тьме.

Сон не шел, и не было ни одной мысли, перед глазами стояла лужа, цепочка покрытых водой кирпичей и грязная доска. Генерал поневоле прислушивался к темноте, к скулящей тихонькой жалобе, к жестяному постукиванию капель. Слышалось еще какое-то царапанье.

– Пожалуй, мыши… Хотя что им здесь, в необжитом доме, делать? – подумал Генерал да с тем и заснул.

К утру захолодало. Над лесом, над дорогой, над крышами поселка неслись низкие, свинцово-черные, с четко очерченными краями облака, то здесь, то там между облаками вспыхивал синий просвет и быстро задергивался.

Генерал проснулся с ощущением неясного беспокойства, полежал несколько минут, попытался сосредоточиться, понять, в чем дело, но ничего не получилось. Мелькало в мыслях что-то неопределенное, разорванное – воспоминание о виденном сне. Надо было вставать, умываться, растапливать печку, готовить завтрак.

Сухие щепки в печке вспыхнули разом. Генерал закрыл дверцу, и печка радостно и ровно загудела. Сделал ее печник неважно: дрова горят быстро, а тепла не дождешься, лишь часа через два начнут прогреваться изразцовые бока. На газовой плитке засвистел чайник. Все лето, пока домик достраивался, кипятили его на костерке у забора. Чайник прокоптился и не поддавался ни песку, ни особому чистящему порошку, так и остался в черных полосах по белому алюминию.