Раздался хохот, от которого мурашки по коже поползли с утроенной силой, и начали дрожать пальцы рук и ног. Наверное, так смеется сам дьявол, прежде чем погрузить тебя в кипящее масло. Я почувствовала, как меня все так же потащили за шкирку. Открывать глаза не хотелось. Я вообще не могла даже думать, меня лихорадило, и, кажется, каждый волосок на теле стал дыбом, а внутренности скрутило в узел. Нечеловек швырнул меня на землю, и в ноздри забился тошнотворный запах падали. Вонь, от которой все подступает к горлу, чтобы обжигать горечью отвращения. Я знала этот запах. Наткнулась как-то на мертвую крысу возле стока в городе. Она воняла именно так.

— Глаза открой.

Отрицательно качаю головой.

— Открой.

И тут же боль адская вспыхивает в голове, словно кто-то, вдираясь мне в мозги, насильно заставляет глаза открыть. И я открываю, чтобы всхлипнуть, увидев перед носом босые синие ноги в багровых пятнах, облепленные мухами. Голову вскинула и зашлась криком, быстро назад отползая — передо мной на ветке раскачивалось тело без кожного покрова, облепленное мошкарой.

— О божеее… боже…

Всхлипывая и закрывая рот руками.

— Увидела? Он тоже ничего не боялся и много разговаривал. Умирал долго и мучительно. Лучше с обрыва в Лиховодье.

Схватил снова за шиворот и через плечо перекинул. Я смиренно обмякла на нем, чувствуя, как от ужаса все тело занемело. Ничего более жуткого я в своей жизни не видела. Не игра это никакая. Я в каком-то проклятом аду, где творятся лютые вещи, и этот монстр с глазами ящера и жутким взглядом не станет три раза раздумывать, прежде чем и меня освежевать живьем. К горлу подступила дичайшая тошнота позывом к рвоте, и тело покрылось испариной.

В себя пришла лишь тогда, когда бросил на берег так, что упала лицом к самой воде.

— Мойся. Времени нет. Врож. Костры тушите — в путь пора. Врата с рассветом нам не откроют.

Я над водой стою на коленях, и мне отражение его рябит в темной глади. Огромный, как гора. Ростом выше двух метров. Голова лысая по бокам лоснится, и отчетливо видны татуировки над ушами, в которых с десяток железных колец с бусинами. А на меня смотрит исподлобья, и у меня от его взгляда в желудке все дрожит и трепещет. Глаза сверкают даже отражением в воде. Я еще никогда в своей жизни так не боялась. Словно этот страх первобытный мне в кожу впитался и колол острыми занозами бесконечно. Взгляд на лицо свое перевела и всхлипнула — щеки, нос и половина лба замазаны черной жирной краской. Одни глаза видно, рот и кусок подбородка. Не лицо, а маска от угрей какая-то. Зачем они это делают? Что это вообще означает?

Поднялась в полный рост на дрожащих ногах.

— Уйди. Дай помыться.

— При мне помоешься. Я за тобой бегать по кустам больше не намерен.

— А ты страже бегать прикажи или карлику своему. Ты же тут вроде как главный? — вырвалось само, и ту же душа в пятки ушла и сердце заколотилось с такой силой, что дышать стало нечем, потому что ко мне шагнул сапогами прямо в воду, за затылок взял и под воду рывком окунул. От неожиданности хотела закричать, но едва рот открыла — в него ту же затекла жидкость, а руки, резко выставленные вперед, окунулись в ил, и от гадливости по всему телу прошла волна отвращения. Теплая летняя вода рванула прямо в горло, и я начала силой барахтаться, пытаясь освободиться от хватки мужской руки на затылке. И тут же меня вытащили наружу. К себе развернул, пока я кашляла и, захлебываясь, лицо руками терла, волосы мои назад убирал. А потом словно обмерла под его взглядом. Он лицо мое рассматривал, а в зрачке красные языки пламени переплетаются, и по щекам чешуя ползет черно-золотистая волнами. Жуткое зрелище. Медленно взгляд опустил к груди, и пламя начало вспыхивать кроваво-оранжевыми сполохами. Голодный взгляд, прожигающий до костей, и есть в нем что-то еще… не поддающееся определению. На меня так никогда не смотрели за всю мою жизнь. Словно сожрать хочет. Истерика накатывала издалека, и я вот-вот захлебнусь ею вместе с отчаянием и пониманием, что не мой это мир. Я где-то в ином месте совсем.

— Ниян.

Дернулся и пальцы разжал, а я снова в воду упала. На дне вдруг мелкие цветы раскрылись ярко-лиловые с белой сердцевиной, к моей руке по воде тонкий стебель потянулся и запястье окрутил. С омерзением сбросила его и увидела, как стайка мелких рыб рассыпалась в разные стороны, а цветы водяные тут же закрылись.

— Ты зачем… зачем ее рассматриваешь?

Карлик брел по песку, перебирая маленькими кривыми ножками и бренча бубенцами на носках башмаков. Дзынь-дзынь. Дзынь-дзынь.

— Не перед тобой отчет держать должен.

— Нельзя на них смотреть, сам знаешь. У нее лицо без краски. Как она смазалась? Стражи не видели ее?

Ниян страшный взгляд на карлика бросил, да такой, что тот шаг назад сделал.

— Ты, скоморох, говори да не заговаривайся. Место знай свое. Не указ ты мне. Пелагею кличь, пусть займется девкой, хлопотная она какая-то. Товар для Сторожа готов?

— Готов. Как и для Темнозара.

Я, тяжело дыша, смотрела на них, а потом взгляд на руки свои перевела — обе ладони измазаны черным. Потерла друг о друга и лицо свое потрогала. Судорожно выдохнула и опять почувствовала, как теперь уже вокруг лодыжки стебель обвился и потянулся вверх, как вьюнок. Дернулась вся и на берег попятилась, пытаясь оборвать стебель, но он словно леска натянулся и сам рванул обратно, оставляя тонкий порез на пальцах. Я всхлипнула и подняла голову — князь на меня смотрит, и ноздри его трепещут, раздуваются. И жутко, и красиво до боли в глазах, а от того еще страшнее становится.

Твой путь 

Осенний ветер

Степной орел

Расправляет крылья,

Твой путь

Тугою плетью

Заметает каждый шаг пылью 

Твой путь

По костям земли,

Твой путь

По цепям воды