– А зачем же нам тогда Любовь? – спросила Рита.

– Вот для этого она и нужна, чтобы разделять цели и понятия. Чтобы никто не смог вскружить голову. Но лишь вы смогли бы предотвратить конфликты, повернуть вспять время.

– А семья, дети?.. – всхлипнула Милена.

– Наша группа – это ваша семья! Единственная!

Сердце в моей груди бешено колотилось от тех пылких слов, который произносил Павел. В голове путались мысли, забирались одна на другую и жалобно пищали.

Встреча окончилась хмуро. Разговаривать не хотелось. Каждый думал о своем. Медленно разбрелись по комнатам.

Перед отбоем Валера поймал меня в коридоре и, заговорчеси подмигнув, махнул головой в сторону бельевого лифта. Я махнула головой и показала два пальца. Через две минуты мы уже спускались вниз.

На улице шел дождь. Где-то гремелo, капли отвесно падали на зеленую лужайку газона. Мы стояли под козырьком и глубоко дышали, наслаждаясь свежестью.

– Что ты думаешь по поводу сегодняшнего?
– начал первым Валера.

– Не знаю. Будем учиться – увидим, что да как.

– То есть, ты готова стать шлюшкой на службе у государства??? – сорвался на крик Валера.

– О чем ты?

– Я видел расписание второго и третьего курса и ходил сегодня в дальнее крыло… - прошептал он.

– И? – непонимающе развела руками я.

– Там полные комнаты тренажеров и штучек всяких!

– Спортом что ли за…

– Очнись, Беливия! Какой спорт! В станок тебя поставят и пустят по кругу! Ты поняла?!

– Нет… - соврала почему-то я.

– Надо бежать отсюда, пока не поздно! Это страшное место!

– Но мне не куда! Я ничего не помню! – прошипела я, захлебываясь от страха.

– Пойдем со мной… Мы всегда будем вместе. Я не трону тебя. Пока ты сама меня об этом не попросишь, обещаю. Сбежим куда-нибудь в деревню, там полно брошенных домов! Будем сажать огород. Я буду ездить в город на заработки! Проживём! Соглашайся!..

Я смотрела на него ошарашено и не понимала, что происходит. Казалось, я сплю и не могу проснуться! Этот приют, эта школа, и лифт!.. Откуда все разом взялось? Ноги подкосились, я опустилась на ступеньку массивного крыльца и заплакала.

– Эй! Ты чего?..
– засуетился вокруг меня Валера.
– Хочешь, мы прямо сейчас дождемся темноты и уйдем?.. Ну, не плачь, пожалуйста!

– Ага! В самый ливень! – всхлипнула я и уткнулась в подставленное плечо.

– Хорошо, – согласился он.
– Давай, завтра.

Тем же способом, что и накануне, мы незамеченными вернулись на свой этаж.

– Где это ты ходишь второй вечер, перед oтбоем? – ехидно спросила Анжела. – Уж не с Валерой ли закрутила?
– прыснула она.
– А то Стасик говорит, что он тоже где-то пропадает…

Сердце екнуло, но мне удалось взять себя в руки.

– Нет, - только и смогла ответить я.

– Ну-ну! – не отрываясь от обработки ногтей, почти безразлично сказала она.

Утром, позавтракав, мы пошли на наши первые занятия. Ничего криминального, о чем рассказывал Валера. Все итересно. Решила остаться на время, пока не случитcя чего-нибудь сверхординарного. Все! Пока! Убежала!

2.08.2013

Дорогой Дневник!

Не могу унять эмоций. Пишу в туалете. Отбой уже был, а я до сих пор нахожусь под впечатлением проитoго дня, не могу уснуть!

Первым урокoм была Чувственность - доселе понятие для меня весьма расплывчатое. Я полагала, что это что-то типа сексуальности, но Павел сказал иначе. Занятие проходило в библиотеке, где на многочисленных мягких креслах каждый может принять удобную для него позу. Он обошел всю группу и, остановившись на мне, сидящей на ступеньке винтовой деревянной лестницы, прямо на уровне его глаз, произнес:

– Иногда под чувственностью понимается способность человека переживать аффективные состoяния – иными словами, испытывать эмоции. Примечательно, что чувства - термин, однокоренной со словом «чувственность», сюда не относится. Эмoция всегда ситуативна, то есть существует «здесь и сейчас», будучи вызвана какими-то конкретными обстоятельствами, и потому кратковременна. Чувство же постоянно – это «долгоживущее» состояние, связанное с определённым объектом…

Я вспомнила круглый шарик винограда, упавший мне в лиф…

И во мне вспыхнуло пламя! Захотелось встать и при всех впиться поцелуем в его пухлые губы, прижаться грудью к его груди и обвить своими руками его шею! Он молчал. Смотрел на меня серьезно, будто чего-то ожидал.

Потом он что-то говорил об Аристотеле, Бэконе, Локке, но я не могла его слушать. Мне нравилось наблюдать за движениями его губ, изредка облизываемых быстрым языком. Смотреть на его шею с пульсирующей венкой… Первая пуговица рубашки расстегнута, а вторая…