Его, наверное, нет дома, или он там больше не живет, или даже вообще уехал их Хьюстона. Возможно, придется потратить несколько дней.

— Остановитесь у этой гостиницы, — сказал Гай шоферу.

Выйдя из такси, Гай снял номер. То, что он оказался способен на обычную, тривиальную предусмотрительность, несколько приободрило его.

Оуэн Маркмен больше не жил по указанному адресу на Клеберн-стрит. Это был небольшой многоквартирный дом. Жильцы, которые попались Гаю в подъезде, между ними и управляющий, разглядывали его с каким-то подозрением и не дали почти никаких сведений. Никто не знал, где сейчас проживает Оуэн Маркмен.

— Вы, случайно, не из полиции? — спросил, наконец, управляющий.

Гай невольно улыбнулся.

— Нет.

Гай уже собрался было уходить, когда один из жильцов остановил его на ступеньках и с той же подозрительностью поведал, что Маркмена можно найти в определенном кафе в центре города.

И в конце концов Гай нашел его в аптеке-закусочной, где тот сидел у стойки с двумя женщинами, которых не представил. Оуэн Маркмен попросту слез со своего табурета, выпрямился во весь рост, и карие его глаза широко раскрылись. Длинное лицо как-то отяжелело и выглядело менее красивым, чем помнилось Гаю. Оуэн тщательно запрятал руки в разрезные карманы короткой кожаной куртки.

— Вы меня помните? — сказал Гай.

— Еще бы.

— Мне хотелось бы поговорить с вами, если вы не возражаете. Это совсем недолго. — Гай огляделся. Лучше всего пригласить его в номер, прикинул он. — Я снял номер в Райс-отеле.

Маркмен медленно смерил Гая взглядом с ног до головы и после долгого молчания произнес:

— Ладно.

Проходя мимо кассы, Гай заметил полки с бутылками. Раз уж он пригласил Маркмена, надо предложить ему выпить.

— Вы шотландское любите?

Увидев, что Гай покупает бутылку, Маркмен немного расслабился.

— Хорошая марка, но неплохо бы туда чего-нибудь добавить.

Гай еще купил несколько бутылок кока-колы.

Они молча доехали до гостиницы, молча поднялись на лифте и зашли в комнату. Как бы начать, размышлял Гай. Он придумал с дюжину вариантов, но все их отмел.

Оуэн уселся в кресло, то с откровенной подозрительностью разглядывая Гая, то со смаком потягивая виски с кока-колой из длинного стакана.

Гай начал, запинаясь:

— Что…

— Что? — переспросил Оуэн.

— Что бы вы сделали, если бы узнали, кто убил Мириам?

Оуэн со стуком опустил ноги на пол и выпрямился в кресле. Его черные, густые брови сошлись над переносицей.

— Это вы, да?

— Нет, но я знаю, кто.

— А кто?

Что же он чувствует, сидя вот так, насупив брови, спросил себя Гай. Ненависть? Досаду? Гнев?

— Я знаю, и очень скоро узнает полиция. — Гай поколебался. — Это один человек из Нью-Йорка, его звали Чарльз Бруно. Он вчера погиб. Утонул.

Оуэн сел немного глубже и сделал глоток.

— А вы откуда знаете? Он сознался?

— Я знаю. И знал уже давно. Вот почему я чувствую, что и сам виноват. Ведь я не выдал его. — Гай облизал губы. Каждый слог стоил неимоверных трудов. Почему он раскрывается с такими предосторожностями, в час по чайной ложке? Он что, все это выдумал — радость, облегчение, которые должны наступить, когда он все выложит начистоту? — Вот в чем я обвиняю себя. Я… — Оуэн пожал плечами, и это смутило Гая. Он следил, как Оуэн допивает стакан, потом машинально встал и сделал ему еще один коктейль.

— Вот в чем я обвиняю себя, — повторил он. — Я должен обрисовать вам обстоятельства. Все это так непросто. Видите ли, я встретил Чарльза Бруно в поезде, когда ехал в Меткалф. В июне, как раз перед тем, как ее убили. Я ехал, чтобы получить развод. — Он судорожно сглотнул. Вот они те слова, которые не говорились никому и никогда, он произносит теперь по собственной воле — но они почему-то выходят будничными, чуть ли не постыдными. В горле запершило, и Гай никак не мог прокашляться. Он изучал длинное, смуглое, внимательное лицо Оуэна. Брови у того немного разгладились. Он снова положил нога на ногу, и Гай вдруг вспомнил серые рабочие башмаки из воловьей кожи, которые Оуэн надевал на следствие. Теперь на нем были обычные коричневые туфли с эластичными вставками по бокам. — И…

— Ну, ну? — подбодрил Оуэн.

— Я назвал ему имя Мириам. Сказал ему, что ненавижу ее. У Бруно была идея насчет убийства. Двойного убийства.

— Го-споди! — прошептал Оуэн.

Это «господи» так напомнило Бруно, что Гая посетила ужасная, невыразимо чудовищная мысль: ведь он завлекает Оуэна в ту же ловушку, что Бруно уготовил ему: Оуэн же, в свою очередь, прельстит иного встречного, а тот — следующего, и не прервется вовеки цепочка попавших в западню и расставляющих сети. Гай вздрогнул и сжал кулаки.