Детектив расспросил меня кое о чём. Вопросы его, в принципе, можно свести к трём. Сидела ли я весь вечер у костра? Когда мы с тобой уехали? Кого в какое время и где видела? Я-то из всех бываю всегда единственная трезвая. И кто-то, между прочим, уже успел ему этот факт сообщить.

Я стала вспоминать. Сначала сквозь слёзы, а потом вдруг поймала себя на том, что этим занятием даже начала увлекаться.

Мишка, на пару с заезжей незнакомкой, горланили всё время, с небольшими перерывами. Кирилла я вообще не видела. Только с Мишкиных слов знаю, что он там был. Но тобой присутствие мальчика на пикнике не подтверждается, а больше с того дня я ни с кем не общалась.

И Сюська, и Адик, и Лизка с Иоськой, и иже с ними... (по-моему, я тебе уже об этом писала. Если повторяюсь, прости, но я просто пытаюсь пересказать разговор). Итак, вышеперечисленные от костра не отходили до того, как мы уехали. А ты уверен, что до двух? Я-то, тютя безалаберная, вторую неделю забываю купить в часы батарейку. Поэтому никогда не знаю точное время. Вроде, вспоминаю, что ты посмотрел на свои и громогласно объявил.

Тут следователь меня перебил и сказал, что убили их между двумя и тремя. Поэтому видеть я ничего конкретного не могла. Потом он подумал и добавил, что зато могла случайно заметить какое-нибудь событие, им предшествовавшее. Или необычный взгляд... Или поступок...

А меня ведь покойница не отпускала весь вечер. Чуть не изнасиловала своими разговорами. Допрашивала, интересовалась, любопытствовала, - короче, не отставала. А главное, несколько раз со своей усмешечкой, которая меня едва не вывела из себя окончательно, Зинка вворачивала всё ту же основную идею последних со мной разбирательств. Всё-таки, умная была баба. Ведь не давила: так, вроде упоминала. Случайно, не злоупотребляя, исподволь. Но лишь теперь выясняется, что всё-таки достаточно настойчиво для того, чтобы эта мысль засела в моей бедной голове. Все, что ты и говорил раньше, а я не желала слышать. Что Олег мои деньги не потерял, а нарочно отдал, как жертву, чтобы присвоить себе в десятки раз больше. Дескать, их дом куплен на мои денежки. И Зинаида сим фактом не считала себя или мужа опозоренными, а ноборот, чрезвычайно гордилась.

Ты хорошо представляешь себе мои познания в финансах. Откуда что берётся и тем более, куда кладётся, у меня в голове не только на абсолютном нуле, но я даже и не пытаюсь в этом разобраться. С моих несчастных мозгов достаточно того, что они забиты тем самым кью-эй, за которое мне и платят, как тебе известно, те же деньги. Олегу я доверяла, прекрасно зная, что дурить он меня не мог, да ещё так безжалостно. А Зинка, исчерпав метод случайных замечаний, уже начала доказывать, что мог. Даже бумажками какими-то перед носом махала, чуть ли не брызжа слюной. Только в конце, когда я совершенно одурела от неё и её бумажек и была уже взвинчена до такой степени, что мечтала только об избавлении, - она оставила меня в покое. Вроде ей захотелось в туалет. Какое счастье, что иногда людям свойственны животные рефлексы. Естественно, можешь легко сообразить, что я не искала её после этого собеседования и до самого нашего отъезда.

Паша, это я тебе просто передаю содержание того, что разболтала Порфирию. Подобными признаниями вымощена дорога на электрический стул. Ох, как глупо, наверно! Да ведь и так все всё слыхали: помнишь, резкость и пронзительность Зинкиного голоска? Из тех, что услышишь, даже если тебе предварительно закупорят уши.

В общем, вынула Зинаида из меня всю душу и оставила, наконец, в покое. А я решила пойти одеться потеплее да поговорить, наконец, с Олегом. Или хоть в глаза ему посмотреть. Чего я от этого разговора ждала? Бог знает. Но только я никуда не дошла. Так и не знаю, где находился Олег. У костра он, кажется, вообще не появлялся. Да, живым мне увидеть мою несчастную любовь уже не пришлось. Дело в том, что пока его искала, - уж не помню, говорила ли я тебе об этом или нет, - мне стало плохо. Знаешь, подкатило к горлу, и я едва успела отбежать в темноту, как меня стошнило. Наизнанку вывернуло.

Мне кажется, я там всё на свете испачкала. Знаешь, так неприятно на лес блевать - ужас. Он ведь такой большой, мудрый, терпеливый, а мы в него курим, извергаем всякие гадости, открываем о деревья пивные бутылки, горланим, материмся, оставляем после себя чёрные кострища да мусор. Как раны на сердце флоры. Ой, кажется, цитирую Стругацких. Неважно. Короче, в тот вечер я особенно отчётливо поняла, насколько человек ниже и скоротечнее природы. Тоже мне, цари! Ладно. В общем, нашла я воду, умылась, ополоснула свой поганый рот и сразу дёрнула тебя. Не могла я там больше находиться.

Как попала к Кофманам - не помню, хоть убей. Вероятно, вернулась к костру, а там кто-то довёл. Или сама дошла на поводу у шестого чувства? Между умыванием и питьём на посошок у Кофманов в голове полнейший провал. Кроме того, не припомню, видела там самого Йосика или нет... Или он вынырнул в последнюю минуту... Нет, не вспоминается... В который момент удалилась от костра Лизка, я тоже не заметила. Но когда мы подошли к их столу, она жарила там запоздалый шашлык. Или всё-таки крутился и Йоська? Ну конечно, они же вдвоём уговаривали нас остаться поесть, но я не могла не только вообще ничего впихнуть в себя, - я физически больше не была в состоянии находиться в этом лесу.

Выслушав мою сбивчивую болтовню и, что называется, глазом не моргнув, Порфирий - ну не помню, как его, хоть режь!
– задал мне странный вопрос.

– Как вы думаете, - спросил он: - Кто мог желать смерти этих людей?

Тут-то я опять и разразилась, теперь уже - морем разливанным. Океаном слёз. Ударным цунами. Девятым валом своей истерики. Знаешь, почему? Дошло до меня, наконец. Только в тот момент и дошло, что даже в смерти своей они объединены. Понимаешь? Они жили недолго, не знаю, насколько счастливо: я-то всегда втихаря надеялась, что совсем нет, но умерли не только в один день - в один час. Павлуша, это самая страшная обида, самое обидное оскорбление, - они умерли в один день. Как при жизни я не была ему нужна, так и после смерти. Не нужна, не востребована, не любима, даже не уважаема.