После еды я торопливо засовывала в рот жвачку, боясь, что от меня пахнет капустой. Брянский делал мне страшные глаза, потому что ведущая с жвачкой в зубах — позор для передачи, а еще обижается, что ее называют коровой. Я выплевывала мятный комочек в урну, а капустой все пахло, или мне так казалось. Запах капусты чудился мне везде, даже мой пот пах капустой через все дезодоранты. По ночам мне снилось, что я сижу в огромном кочане, как младенец, и жду, пока меня найдут, но кочан вареный, пахнет супом, а потому я никому не нужна.

Короче, из-за всех этих сложностей и просто проголодавшись, я иногда плевала на диету и перехватывала булочку в останкинском буфете. Поэтому коленки еще не обрели образцовой стройности, и показывать их мне не хотелось. Брянский, зараза, ничего этого понимать не желал и заставлял меня надевать короткие юбки. А может, наоборот — понимал и делал это нарочно, чтобы не его одного считали толстым боровом. Пусть видят, что ведущая у него тоже корова.

Собственно, дело было не в юбках и коленках, а в его праве указывать мне, что носить. Он считал, что как продюсер и режиссер может вторгаться в любые области, вплоть до фасона моего белья. Я же отважно боролась за свое прайвиси. Мне объясняли — не только Брянский, но и Славка, который, в общем-то, держал мою сторону, — что никакого прайвиси у телеведущего нет и если продюсер скажет, что на съемки надо выходить топлесс или жоплесс, то есть с голой задницей, то единственное право актера — уйти, хлопнув дверью, но не спорить. А я спорю, причем непонятно из-за чего, потому что на мою задницу никто не покушается, а коленки — это просто детский сад.

— Да некрасиво же! — кричала я, забыв всякий стыд. — Смотри, они у меня толстые, как у слона!

— Что тут красиво, а что нет, решаю я! — грохотал Брянский.

Черепанов молчал, но кивал, подтверждая: решает он.

Неожиданно за меня вступился оператор Рамиз.

— Коленки действительно не катят, — подтвердил он. — Не по стандартам. Глянь в мой монитор, Володя.

Я уселась на свой шар, про себя жалея юных дурочек, которые мечтают стать моделями. Тем-то, бедным, еще больше достается.

На мне была эластичная юбка, в которой живот и попа уже почти не торчали — но все-таки до идеала было еще далеко. Я принесла ее по настоянию Брянского и надела, чтобы продемонстрировать ему наглядно, какое безобразие он хочет показать зрителю. Мне было плевать, что он сам подумает о моих ногах, я его все равно за мужчину не считаю.

Брянский сходу заявил, что все в порядке. Это, видимо, был комплимент.

Теперь он склонился к монитору и смотрел на меня глазами зрителя. Смотрел долго, иногда что-то покручивая, а я сидела на шаре, вытянув ноги, и чувствовала себя стриптизершей по вызову.

— Встань и пройдись, — только и сказал он.

Когда мой продюсер выпрямился, у него на лице было скорбное выражение, которое, вероятно, означало: вот с кем приходится работать! Он сердито глянул на Черепанова — мол, ты виноват, ты мне это подсунул, буркнул: «Делайте что хотите» — и направился к выходу.

— Подождите немножко, я скоро похудею, — крикнула я, адресуясь ко всем, но особенно к спине Брянского.

Он обернулся.

— В каком смысле ты похудеешь? — спросил Черепанов.

— В прямом. Я же не всегда такая была. У меня отличная диета…

— Диета? — нахмурившись, спросил Брянский, видимо, подозревая в моих словах какую-то провокацию и очередной намек на свою полноту.

Еще не хватало мне его обид! И я стала подробно рассказывать трем мужикам про капустный супчик, который я ем, чтобы сбросить набранные за зиму килограммы. Средство проверенное, суперэффективное, а я еще похожу в спортзал, и максимум через неделю мои коленки можно будет демонстрировать на лучших подиумах мира.

Славка и Рамиз-Арамис смотрели на меня с уважением, даже Брянский не так дулся.

— Диеты — херня, — проворчал он, но уже без раздражения. — Только мучить себя всякой дрянью. Ладно, скоро наши гости придут. Славка, давай встречать, а ты, Катя, переодевайся в брюки. Будем торговать чем имеем.

Но после съемок ко мне подошел Рамиз и тихонько попросил списать рецепт боннского супчика. Типа его девушка все старается похудеть и использует для этого любые средства. Вел он себя как-то слишком таинственно и конспиративно, и я стала догадываться, что это за девушка. Она носит необъятные костюмы, лопает под столом гамбургеры и наезжает на тех, кто меньше и слабее, — и в прямом смысле своим неповоротливым «лендровером», и в переносном — своими грубыми замечаниями. Понятно, что эта «девушка» мечтает стать такой же стройной и изящной, как некоторые ее сотрудницы, а потому подсылает к ним гонцов с глупыми легендами, так как сама спросить о диете стесняется. Но только ничего у нее не получится, если она, то есть он — назовем уж все своими именами — не изменит отношение к питанию, к людям и к жизни вообще…

Тем не менее рецепт я Рамизу продиктовала. Посмотрим, все ли диеты — херня.

Мама ждала меня за дверью павильона.

— У тебя сегодня тоже съемки? — удивилась я. — Что ж ты не сказала?

Она только помотала головой и спросила сквозь зубы:

— Ты уже освободилась?

Я освободилась, надо было только забрать куртку, которая висела в кабинете у Брянского, а для этого выудить из студии самого Брянского. Вся операция заняла не больше пяти минут, но мама так откровенно нервничала, что я тоже задергалась. Ё-мое, ну что же случилось-то?!