– Что мои глаза? – удивилась она.

– Их сияние схоже со светом той звезды. Ты не сестра ей? Откуда ты явилась?

– Не знаю, – честно ответила девушка. – Я всегда была.

– Кто твой отец, твоя мать?

– Не знаю.

– Кто ты сама?

– Я – это я.

– И тебе никогда не хотелось узнать всего этого?

– Нет. А зачем?

– О, да, ты права. К чему знать все это? Я задался целью узнать – и что, разве это не принесло мне одно только горе и отчуждение от всего остального мира? Мы с тобой оба порождены одной и той же неведомой силой. Ты такое же дитя природы, как и я, но ты счастлива, а я нет. Или природа была тебе матерью, а мне мачехой?

Хохлатый какаду влетел в хижину и пожелал всем доброго утра. А следом за ним сквозь крышу в хижину проникли первые лучи восходящего солнца. Девушка ласково погладила попугая, взяла его на руки, поднесла к окну и выпустила, непонятно кому сказав:

– Прощай!

И, не оглядываясь, вышла из хижины. Она уходила, как обещала, на рассвете.

Юноша слишком поздно понял, что она уже не вернется. И когда он вышел из хижины и, все убыстряя шаг, пришел на берегу, туго надувающим парус ветром плот отнесло уже так далеко в океан, что он едва виднелся крошечной черной точкой там, где вода соприкасалась с небом. И не нашлось бы в мире такого голоса, чтобы докричаться до нее.

Юноша стоял на берегу и смотрел: в океанскую ли бесконечную даль, в бездну ли одиночества, внезапно открывшуюся перед ним, – он и сам не понимал.

Когда он очнулся от своих раздумий, горизонт был уже пуст. Одинокая чайка, тревожно крича, чертила непонятные знаки крылом по воде. Крошечные следы на песке, ведущие в океан, исчезли, смытые волнами.

– Разве ты не сам помог ей установить мачту? – спросил сам себя юноша. – Не пожалел даже оболочки своего воздушного шара. И теперь никогда не сможешь улететь с этого славного островка. Ведь ты этого хотел?

Он спрашивал – но не отвечал, сомневаясь уже во всем.

Весь день он пробыл на берегу, уверяя себя, что ему просто нравится смотреть на океан, в действительности же в напрасной надежде, что она вернется. В эту ночь он впервые не смотрел на небо. Как и ни в одну из последующих ночей.

Лето стремительно догорало мимолетными ночами и заревами закатов и рассветов. Дни становились все короче. Океан все чаще волновался и вскипал крутыми валами. Над островом начали пролетать косяки птиц. Зеленые заросли приобрели желтоватый отлив. Это уже была осень.

Зима пришла со штормами и ураганами. Ветер часто безжалостно трепал хижину, срывая с крыши листья и забрасывая далеко в океан пытавшихся взлететь глупых какаду. Все живое пряталось и пережидало непогоду.

Один только юноша каждый день приходил на берег и подолгу стоял, вглядываясь в океан. Или лежал на песке, закрыв глаза, думая о чем-то. По ночам разжигал костер и не давал ему угаснуть до утра, подбрасывая ветки. Он ждал. Надеялся и ждал, что она вернется.

Всю вечность, что была ему отпущена.

Он встретил ее слишком рано, чтобы захотеть удержать. Да и как удержать вспышку молнии, падающую звезду или любовь, которая еще не расцвела?

– Девочка с голубыми, как небо, глазами, кто ты? – спросил он.

– Я не знаю. Я брожу по миру, собираю цветы, пою песни, любуюсь восходами и закатами. И мечтаю.

– Девочка с небесными глазами, почему ты одна?

– Я еще не встретила человека, который, как и я, любил бы по ночам смотреть на звезды и просыпаться на рассвете от щебета птиц с улыбкой.

– Девочка с глазами цвета неба, куда ты идешь?

– Я иду за синее море, туда, где в полях колосится густая рожь, леса светлы, прозрачны реки, и все люди счастливы, а отчего – не поймешь.

– Ты вернешься?

– У тебя тоже голубые глаза, но они холодны, как лед, – ответила она. – Прощай!

Прошли годы, и лед в его глазах растаял. Теперь в них плескалось синее море. И когда ему становилось грустно, и море темнело, он вспоминал о девочке с небесными глазами и переставал чувствовать себя одиноким. И это давало ему силы жить.

Человек бежал, а встречный ветер, жесткий и злой, наотмашь хлестал его по лицу. Ноги, сбитые в кровь, оставляли алый след на земле, и волки, бегущие по этому следу, задирали свои морды и в непонятной тоске выли на бледную зарождающуюся луну.

Но вот солнце, чиркнув по краю неба последним лучом, упало в поросшую фиолетовым мхом седловину, и сумерки окутали мир. Отчаянный крик человека на миг разорвал опускающуюся тьму на лоскутья. И это жалкое рубище, накинутое ему на плечи, не могло скрыть царственную стать человека, бросившего вызов самой природе…