Смотритель всё-таки отклонял разным образом их требования, но однажды, войдя в камеру Чуркина, сказал ему:

– Каковы мошенники, узнали, что я тебе водку доставляю!

– Кто это такие?

– Арестанты. «Даёшь, – говорят, – ему, так и нам дай водочки-то».

– Нет, этого не делайте; я хотел вам сказать, чтобы вы ко мне перестали ходить, а то донесут – и всё будет потеряно.

– А на счёт водки как же быть?

– Пришлите мне верёвочку подлиннее, я буду спускать её в форточку окна, а как вы привяжите к ней посудину, я её к себе и подтяну.

Смотритель согласился на такое предложение, и с этого дня, в камеру разбойника ходить перестал, а водку передавал ему самолично через форточку.

Однажды жена Чуркина вошла в тюрьму с громадным узлом. Надзиратель тюрьмы, бессрочно отпускной рядовой Платонов, встретил её в воротах и проводил в квартиру смотрителя. На возвратном пути, находившийся в карауле за старшего унтер-офицер уездной команды Кутаисов остановил Платонова и спросил:

– Что это за женщина, которую ты провожал?

– Это кухарка смотрителя, – ответил тот.

Через несколько минут, жена Чуркина вышла из тюрьмы, но уже без узла. Кутаисов проводил её глазами, думая: «Что-то здесь неладно», но только этим и закончил своё подозрение.

Дружба смотрителя с Чуркиным продолжалась до тех пор, пока последний удовлетворял его подарками и деньгами. 27 ноября, к Чуркину пришла его жена с братом разбойника; смотритель узнал об этом и, войдя в коридор тюрьмы и увидав их троих разговаривающими, накинулся на брата Чуркина и стал его выгонять из тюрьмы вместе с сестрою. Те начали было ему возражать; тогда смотритель, разгорячившись, начал бить бабу, затеи нанёс несколько ударов кулаком по шее брату Чуркина, выпроваживая его вон из тюрьмы. Чуркин всё это время сидел в камере и, узнав в чем дедо, крикнул смотрителю:

– Что вы дерётесь? Ведь деньги берёте; так поступать стыдно!

Смотритель обругал Чуркина, выпроводил пришедших к нему жену и брата, а следом за ними вышел и сам.

Так рушилась дружба между смотрителем и арестантом Чуркиным.

Всё, что происходило в тюрьме, донесено было высшему начальству, которое и назначило следствие. Сам смотритель Жданов, не желая давать никаких объяснений, скрылся неизвестно куда; исправление его должности было поручено полицейскому надзирателю Окше Хайцемовскому.

9-го декабря, арестант Гаврилов, занимавшийся разноской еды по секретным камерам, по уходе посетителей, бывших у арестантов, отправился собирать посуду из-под кушанья. Подойдя к камерам и не найдя при них надзирателя Галюзу, который имел при себе ключи от казематов, Гаврилов пошёл его отыскивать; застав Галюзу обедающим в особой комнатке, он велел ему отпереть камеру для того, будто бы, чтобы собрать посуду.

Тот исполнил требование. Гаврилов, войдя в камеру Чуркина, окликнул его, но ответа не последовало.

– Где же арестант? – крикнул он Галюзе, стоявшему в коридоре.

– Дрыхнет, должно быть, – отвечал тот, не входя в камеру.

Гаврилов подошёл к койке арестанта; на ней действительно, как показалось ему, лежал арестант, накрывшись с головой полушубком, из-под которого виднелся сапог.

– Эй, ты, вставай! Вишь, с каких пор завалился! – сказал Гаврилов, взявшись за торчавший из-под полушубка сапог, который так и остался в руке его.

Гаврилов поднял тревогу; встрепенулся весь караул тюрьмы. В камеру Чуркина собралось всё начальство и увидало, что на постели, вместо арестанта, лежал свёрнутый матрас, накрытый полушубком.

По городу и по уезду в погоню за Чуркиным были командированы полицейские служители; начальник воинской команды, со своей стороны, послал с тою же целью нижних чинов; даже пожарная команда занялась розысками разбойника. В уезд были отправлены нарочные с приказом задержать Чуркина. Словом, поднялась такая суматоха, что весь город был в страшной тревоге. Жители усилили за своими домами наблюдение, опасаясь, как бы Чуркин не наделал какой-нибудь беды. В самой же тюрьме произошёл бунт.

Власти г. Богородска не знали, куда броситься. Надо было им, и ловить бежавшего разбойника, и унимать взбунтовавшихся в остроге арестантов. Исправника в городе не было: он ездил на фабрику Кондрашова для осмотра заготовленной там для рабочих не совсем-то хорошей солонины. Несколько посланных являлись в квартиру начальника уезда, но возвращались с ответом: «нет, ещё не приезжали».

Но вот с одного конца Богородска послышался звон колокольчика; он все ближе и ближе раздавался в ушах горожан, и наконец небольшой тарантасик остановился перед крыльцом домика, в котором жил исправник. Едва лишь он успел войти в переднюю своей квартиры и снять шинель, как позади него раздался голос прибежавшего из тюрьмы солдатика: