— Итогами переговоров, конечно.

— Ах вот ты о чём… Они закончились, да, — благостно возвёл глаза к нему старший из Борджиа. — Дож Агостино Барбариго оказался достаточно мудрым человеком, понимающим, что французы в Неаполе — это проблема всей Италии. Правда он опасается нашего, как он полагает, чрезмерного усиления, но когда я указал ему на другую, более важную для Венеции угрозу, ему не нашлось что возразить.

— Значит, отношения республики с султаном Баязидом II уже достаточно обострились. Это хорошо!

Действительно хорошо, с какой стороны ни посмотри. Ведь пару лет назад была перехвачена переписка венецианского посла в Османской империи, а там содержалось много чего интересного и угрожающего интересам турок. Посла, естественно, выпнули под зад коленом — и это ещё сильно повезло, потому как турки и хоть какие-то правила приличия сочетаются крайне редко — после чего началась де-факто холодная война, имеющая перспективы в ближайшие годы перерасти в войну полноценную. Я смутно помнил, что в известной мне истории так и случилось и точно в этом веке. Но вот когда именно? Увы, память — она не есть нечто безупречное, тем паче историком по образованию я не являлся. Так, общая начитанность и любовь к векам минувшим, не более того.

Но и не менее! Именно поэтому, глядя на ситуацию в целом, я убеждался — войне Османской империи и республики Венеция быть. Уже начались захваты судов друг друга, накапливание военной силы и постройка новых кораблей. А флот что у турок, что у венецианцев был очень мощный, пожалуй, мощнее прочих игроков этого региона. Вместе с тем не флотом единым, да и рассчитывать исключительно на собственные возможности можно, но лучше и о союзниках позаботиться.

Забавно, мы волей-неволей, но уже приложили руки к созданию предпосылок для этой войны. Ладно, не совсем предпосылок, скорее уж облегчению политического расклада, причём для тех, кому лично я помогать точно не стремился. Брат Баязида II, Джем, которого мы сменяли на османских пленников. Теперь, с его смертью, турецкий султан получил по сути возможность не беспокоиться, оглядываясь во время войны на собственные владения, готовые переметнуться на сторону Джема Гиас-ад-Дина. Плакать по сему поводу я точно не собирался, но вот учитывать сие печальное обстоятельство стоило.

Учитывал и «отец», который как раз и вёл переговоры с дожем Венеции. К сожалению не лично — сам Барбариго просто не рискнул приехать в Рим по причине слишком уж большой вероятности, что тогда важность ведущихся переговоров выплывет наружу — а через посредников и письма. Цель переговоров была достаточно проста — гарантировать помощь Рима в неотвратимо надвигающейся войне Венеции с Османской империей, получив взамен помощь против короля Франции, залезшего в Неаполь, словно в свой огород. И вот… сказаны последние слова, о сути которых осталось лишь узнать.

— Я вижу по твоему лицу, отец, что венецианцы пошли навстречу нашим пожеланиям. Но нужны подробности, иначе я не могу оставить полную картину.

— Будут тебе подробности, Чезаре! Дож и его советы-сенаты согласились с тем, кто Карл VIII в Неаполе им совершенно не нужен. Хуже того — опасен для Венеции! Но в обмен на свои войска, которые поддержат нас, они хотят щедрой оплаты.

— Но ведь оба мы знаем, что платить лучше или деньгами или тем, что принадлежит другим.

Уже не улыбка, оскал на лице викария Христа, по сути же испанского гранда, мстительного и жестокого.

— Венецианской знати всегда хочется больше. Больше золота, власти, но особенно земель, которые дадут как первое, так и второе. Мантуя — их покорный вассал. С севера имперские земли, куда они не осмелятся шагнуть.

— Пока не осмелятся, — рискнула вставить пару слов Бьянка. — Империя больна, вот-вот отпадут швейцарские кантоны, может и другие области.

— Верно, дочь моя, — изобразил благостность понтифик, натягивая на пару секунд маску смиренного клирика. — С глубокой печалью вынужден признать, что империя переживает не лучшие свои годы. Но нам нет дела до их невзгод, пока не решены собственные. Республика готовится к войне с турками, но не теперь. Они не кинутся без повода на Феррару, не зная, кто вступится за род д’Эсте. Остаётся…

— Милан, — констатировал я очевидный факт. — А не подавятся столь жирным куском добычи?

— Другими словами, но я, скромный викарий Христа, вынужден был донести это до возгордившихся и поддавшихся греху алчности детей моих, добрых венецианцев. И они, устыдившись, вняли словам разума, умерив свои аппетиты.

— И насколько они их умерили?

— Я провёл линию от города Бергамо строго на запад. Южнее войска Венеции не останутся по итогам окончания войны.

Бергамо и линия на запад… Хм, недурно так. Вместе с тем приемлемо. Хотят венецианцы получить границу с буйными швейцарцами, которые те ещё любители пограбить всех и вся, особенно соседей? Да и флаг им в руки!

— Приемлемо. Но они должны понимать, что сперва — сражения с целью не выпустить армию короля Франции из Неаполя. Милан потом. И… нам бы особенно не проявлять свое деятельное участи в этом. Не хочется портить отношения с Катариной Сфорца. Если только…

— Что «если только», сын?

— Ослабить герцогство Миланское, часть которого откусит Венеция, другую приберём мы. А остаток, но довольно большой и по-прежнему вкусный, отдать Сфорца. Той Сфорца, которая будет нам обязана. Зная Львицу Романии, за такой кусок отборного мяса она не столь любимого дядюшку живьём проглотит.