— Ты думаешь?

— Почти уверен. Придётся ускориться. Тут останется Рикотто, ему не впервой заниматься подобными делами. Основные силы и все венецианцы — не позднее этого вечера должны выдвинуться к неаполитанской границе. Мигель пусть не тратит время на Маджоне — крепость дожмут и без его присмотра.

— Маджоне пала, кардинал Орсини захвачен, Мигель везёт его сюда под крепкой охраной и с полагающимся особе его сана почётом.

Ф-фух… Отлегло! При таком раскладе Орсини точно примолкнут, хотя на Колонна придётся давить и ещё раз давить. Но не столько мне, сколько «отцу», Папе Римскому Александру VI.

— Хорошо. Гарнизоны оставляем, как и немного артиллерии. Послать к тем мятежникам, которые ещё удерживают крепости, людей с предложением о сдаче. На выгодных условиях. Если кто откажется — держать осаду. Не штурмовать.

— Так и нечем будет, Чезаре, если мы уйдём к неапольской границе.

— Знаю, потому и говорю. Теперь Медичи. Я напишу Пьеро письмо, объясню ситуацию. Посоветуюне соваться туда, где его людей убили или вытеснили, но подавить беспорядки там, где ещё держатся его солдаты. Особенно в Пизе.

— Он ждёт нашей помощи…

— Это я тоже не забуду. Нас отвлекают. И пусть будет готов к тому, что миланцы и прочий сброд под командованием Его Светлости Бурбон-Монпансье попробует атаковать Флоренцию. Но сам Пьеро не должен вступать в сражения, пусть действует от обороны, именно это его главная задача. А пока… Поспеши, Бьянка, сейчас ты мой голос. Мне же ещё требуется кое-что сделать.

Кивнув, девушка вышла, оставив меня наедине с не самыми приятными мыслями. Было ясно, что французы зашли с тех козырей, которые только смогли наскрести. Мятеж против нас, Борджиа, пусть и ожидаемый. Затем Пиза и Ливорно, где отметился невесть как проникший туда Савонарола с его доминиканскими собратьями. Не удивлюсь, если каверзный ум маршала Луи де Ла Тремуйля подготовил ещё какую-нибудь пакость. Что ж, на войне есть разные виды оружия, уж мне ли это не знать! Значит пора. Это я про «бретонскую карту», которую пришло время извлечь из «руки» и выложить на стол. Пусть король Франции подскочит так, словно ему к заднице со всего размаху дикобраза животворящего приложили.

Вот-вот армия выдвинется сначала к Риму, а оттуда в направлении, которое приведёт к рвущемуся из Неаполя французскому войску. Борджиа, венецианские войска под предводительством герцога Мантуи… А для полноты картины надо бы ещё одну персону присоединить. Вежливо, со всем уважением, несмотря на то, что собственных войск у этой самой персоны очень негусто.

А что там испанцы? По всем раскладам они должны сейчас либо высаживаться в Реджо-Калабрии, Сидерно, Тропеа и возможно нескольких иных местах на юге Неаполитанского королевства, либо сделают это со дня на день. И вот тогда у Карла VIII начнёт, пусть и в переносном смысле, подгорать задница. Оказаться под прессом со стороны Папской области и с носка итальянского «сапога» — то ещё удовольствие, которого он точно не захочет испытать на собственной шкуре. Нет уж, Карл, как ни крути, а никуда тебе не деться. Раз уж сунулся в ловушку, то выбраться оттуда если и сможешь, то заметно потрёпанным и оставив весь свой пышный хвост. А может и не только!

Папская область, Рим, февраль 1494 года

Жизнь — это то, что случается с человеком, пока он стоит свои планы. Эти слова Тигрица из Форли не придумала и не прочитала, а услышала от человека, который внёс в её и так насыщенную событиями жизнь ещё больше первозданного хаоса. Могла ли она какой-то год назад подумать о том, что тогдашние союзники перестанут быть таковыми, а предполагаемые враги обернутся выгодными лично для неё и семьи союзниками? Нет не могла. Хотя учитывая, что семьёй она считала лишь мужа и детей…

Когда несколько дней назад в Форли примчался гонец на взмыленной лошади с письмом от Чезаре Борджиа, кардинала и магистра Ордена Храма, она ожидала чего угодно, решив ничему не удивляться. Какие уж тут удивления, когда на прошлой встрече с отцом и сыном Борджиа она получила предложение в близком будущем стать не просто герцогиней — ей она уже стала, ибо Имола и Форли получили статус герцогства Форли — а герцогиней Миланской… вместо Лодовико Сфорца, своего дядюшки. Да, Милан должен был быть обкромсан как со стороны Венеции, так и со стороны Папской области, но такова цена власти. Той, на которую она по своим возможностям не могла рассчитывать. И однако ей эту самую возможность предложили.

Почему именно ей? Спрашивать у понтифика она даже не собиралась, поскольку понимала — идея эта была рождена не отцом, а сыном. Сам же Чезаре Борджиа обладал очень неприятной особенностью говорить так, что запутывал в паутине слов слишком многих. Только вот и данные им обещания он пока выполнял, на прямой лжи его ещё никто не поймал. Недоговорить, ввести в заблуждение правдой — это да, но только не нарушенные обещания. Вот герцогиня Форли и согласилась стать герцогиней же, но Милана. А дядюшка Лодовико… Каждый сам за себя в этом жестоком мире. Слабый должен уйти, уступая место сильному. Львицу Романии же слабой не назовёт никто.

Платой за власть была полная, безоговорочная поддержка замыслов Борджиа. Всех, без сомнений и колебаний, уже озвученных и тех, которые лишь вызревали в душах столь любящего интриги каталонского рода. Единственное условие, которое она выдвинула в ответ — ничто из этих замыслов не должно было вредить тем, кого она считала семьёй. И оно было принято даже без обсуждений, лишь под одобрительное хмыканье младшего Борджиа.

Немного жаль было собственно Имолу и Форли… Ведь когда — не если, а именно когда, в успехе Катарина была почти что уверена, слишком уж особенную, хотя и мрачную славу приобрёл Чезаре Борджиа — она сядет на трон Милана, новое-старое герцогство придётся отдать. А кому именно… Младший Борджиа намекнул, что: «Если уходит одна опасная хищница, то ей на место должен прийти кто-то очень на неё похожий». И, само собой разумеется, верный лично ему, Чезаре. Последнее слова пусть и не прозвучали, но подразумевались.