Мда… Собственно, именно он к нам и пожаловал с полагающимся сопровождением и явно снабжённый всеми возможными и невозможными полномочиями. Оставалось лишь пригласить его в спешно раскинутый шатёр чуть в стороне, дабы не любопытствовал сверх меры в глубине нашей армии, особенно касаемо расположения и численного состава батарей.

Самый минимум высокопоставленных персон, дабы не огорчать Франческо Гонзага. Он как командующий венецианской армией, я в качестве командира остальных войск… и Катарина Сфорца, чьё присутствие было важным с политической точки зрения и за ради психологического давления на маршала Франции. Корелья и Раталли были при войсках, дабы не случилось чего-нибудь неожиданного; Бьянка тоже, тяжко вздыхая, смирилась с тем, что тут ей не судьба побывать. Гонзаго, однако! Присутствие девушки, скажем так, не шибко знатного происхождения пусть даже в качестве секретаря, записывающего сказанное, ему явно встала бы поперёк горла. А конфликтовать по даже не второ-, а третьестепенным поводам я лично смысла не видел.

Но вот та самая знатность, из-за которой он хоть и косился на Львицу Романии, но вслух своего истинного отношения не высказывал — это заставило меня по иному посмотреть на некоторые намёки Родриго Борджиа относительно Бьянки. Сейчас она всего лишь Бьянка де Медельяччи, странная фаворитка папского сына и великого магистра Ордена Храма. Это немало, но в то же время не много для того уровня, куда я стремлюсь её вывести. Пусть она очень успешно учится, но набрать вес в глазах окружающих может только двумя путями, один из которых ей явно не подходит.

Выходить замуж за знатную, влиятельную и непременно зависимую от Борджиа персону… Учитывая определённые пристрастия моей подруги, подобное даже в теории очень сложно допустить. Даже если заморочиться с чисто фиктивным браком, слишком хлопотно, а это не есть хорошо. Остаётся второй путь, при котором она, как личный вассал семейства Борджиа, получит какое-нибудь герцогство, которое по тем или иным причинам будет не слишком удобным удерживать за собой лично. А потом уже трансформировать связку сюзерен-вассалы таким образом, чтобы последним стало на порядок сложнее проявлять попытки отколоться или играть в местечковый сепаратизм. Опыт веков грядущих тут сыграет на моей стороне.

Потом, всё потом и даже не на близкую перспективу. Сейчас «улыбаемся и машем» мрачному маршалу Франции, который наконец появляется в шатре и окидывает собравшихся тяжёлым таким, недовольным взором. Вот слова наоборот, более чем вежливые. Понимает, как умный человек, что ситуация сейчас для его стороны далеко не самая приятная, учитывая тот факт, что французская армия уже получала от нас по голове, а вот в иную сторону… как-то не случалось в этой войне.

— Вы пропустили нас через свои земли, Ваше Высокопреосвященство, ваш отец, Папа Александр VI, возложил на моего короля корону Неаполя, — вкрадчиво так, с показным недоумением начал де Ла Тремуйль. — Чем же вызвано то, что теперь знамя Борджиа развевается среди прочих над армией, которая преградила нам путь во Францию?

Умные слова, Ваша Светлость, — кивнул я, признавая умение маршала играть словами. — Только у всех трёх людей, сидящих перед вами, есть свои претензии к Франции. И, как я полагаю, правильно будет дать Его Светлости Франческо Гонзага, герцогу Мантуи, сказать о претензиях республики Венеция к Франции.

— Венеция и Мантуя не признают власть французской короны над Неаполем, — сверкнул глазами герцог. — Республика требует, чтобы Трастамара вернули себе власть над королевством, а король Карл VIII перестал примерять на свою голову не принадлежащие ему короны. Мы думали, что Бретань была исключением, но она стала началом.

— Вот видите. Ваша Светлость, Венеция недовольна, — улыбнулся я, разводя руками. — Тут и торговые интересы и опасения излишнего усиления вашего королевства. Уж простите, но пример Модены, Асти, Монферрата. Салуццо и той же Савойи показывает, что если французская армия куда-то вошла, то выпроводить её без очень веских доводов крайне затруднительно. А там как знать… Вдруг ваш король захотел бы прогуляться и по землям Венеции.

Гонзага пробурчал что-то подтверждающее, а маршал только и мог, что скрипнуть зубами и сохранять вежливое выражение лица Знал, хитрая его душа, что Карл VIII не остановился бы, пока не «положил в карман» короны и знаки власти ВСЕХ италийских земель, даже тех, которые изначально сказались нейтральными и даже союзными. И понимал, что я это понимаю, точнее догадываюсь, исходя из знания нутра его сюзерена.

— Его Величество поручил мне спросить, что вы хотите получить в обмен на свободный проход его армии?

Торг? Сомнительно, хотя обещать то французы могут многое, только исполнение обещанного у Карла VIII не в чести. Пример Бретани тому явное доказательство!

— Вы слышали сказанное герцогом. Впрочем, это претензии со стороны Венеции и Мантуи, маршал. У меня они совсем другие, причём совершенно не связанные с неапольскими делами.

— Тогда с чем, Ваше Высокопреосвященство? — прозвучала нотка удивления в голосе де Ла Тремуйля. Между Святым Престолом и Францией нет ни земельных споров, ни даже денежных! Вместе с тем мой король готов пойти навстречу пожеланиям Его Святейшества Александра VI.

— Вы правы, только претензии к Франции не у Святого Престола, а со стороны Ордена Храма, великим магистром которого я являюсь. Они же и денежные, и земельные. Вот, ознакомьтесь со всем списком, я же, если вам что-то покажется непонятным, поясню.

Протягивая маршалу лист бумаги, исписанный мелким, но более чем разборчивым почерком, я сохранял внешнее спокойствие… Однако до чего же хотелось даже не ухмыльнуться, а расхохотаться от души, когда маршал Франции Луи де Ла Тремуйль нехило так фалломорфировал у всех на глазах! Ведь он сейчас смотрел насписок отжатых Филиппом Красивым принадлежавших тамплиерам земель на территории нынешнего королевства, а также на суммы, которые корона была должна Ордену Храма, и те, что выгребла из орденских сокровищниц. А они впечатляли при любом раскладе.