— Он выздоравливает, — произнесла она с заметным облегчением.

— Да, — ответила вампирша, не оглянувшись на нее. Несмотря на прогресс, беспокойство не покидало ее.

Ей нужно было отвлечься.

— Я нейтрализую силы, — сказала Мэри Энн. — Тогда как ты отдаешь своим Голосом Ву… эм, приказы, пока я тут?

— Ты же не мешаешь Райли обращаться, так?

— Нет.

— Потому что эта способность естественная, она часть его. То же самое касается меня. Большинство моих сил естественные, с ними я родилась. Например, телепортация. В этом ты тоже не можешь мне помешать.

Насчет телепортации безумно жаль. Большинство ее сил? Как будто их было много. Сколько же странных вещей она могла делать? А еще, какие из них были неестественными? Не то чтобы Мэри Энн могла спросить. Они с Викторией, можно сказать, были друзьями, но их объединяли парни, а не привязанность. Пока нет. Может быть, когда-нибудь.

— Ужасная выдалась неделька, — пробормотала Виктория. — Отец убит, смертельное проклятие ведьм висит над нами и Эйден ранен Фэем.

Ведьмы. Бр-р. Как она могла забыть, даже на секунду?

— Тебя когда-нибудь прежде приглашали на собрание ведьм?

— Нет. Обычно ведьмы и вампиры избегают друг друга. Они… ну, их кровь — наше самое большое пристрастие. — Ее глаза закрылись, и она облизнула губы, будто представляла, как пьет ее. — Этот вкус… я даже не могу его описать. Нет ничего лучше его, и всего один глоток может поработить нас.

Великолепно. Значит, никто не знал, что их ждет.

— Мы всегда держимся на расстоянии друг от друга. У нас негласный договор: мы не питаемся ими, а они не напускают на нас чары. До недавнего времени так и было.

— Значит, вам некомфортно среди ведьм.

— Наверное.

— И с Фэем также война.

— Да.

— И вы ненавидите гоблинов.

— Любой, у кого есть чувства, ненавидит.

Вампиры хоть с кем-нибудь в союзе? Ну, кроме оборотней, их защитников, которым доверяют.

«Пожалуй, ты не в той команде».

Шальная мысль поразила ее, и она моргнула. Неправда! Она как раз в той команде. Она в команде Райли. Как она могла подумать о другом.

«Ты серьезно злишься на свои собственные мозги?»

Она ненавидела этот циничный внутренний голос. Кроме того, к каким другим командам она могла бы присоединиться? К ведьмам? Да, было бы здорово. Непохоже, что они могли бы проклясть ее всякий раз, когда она их разозлит.

Ох, стойте. Они могли.

Но, боже, если бы она могла поговорить с ведьмой. Задать несколько вопросов, понять все это. Хотя как? Ведьмы же не носят знаки на шее, по которым можно определить, кем они были, и не появляются в школе или на этом ранчо, чтобы спросить, могут ли они чем-то помочь ей.

Но Виктория с Райли могли определить их с первого взгляда. Что если они поедут в город, где собралась основная масса существ в попытке понять, как их вызвали в Кроссроудз, все еще не догадываясь, что этим источником был Эйден, и выкрадут ведьму?

Ее глаза широко раскрылись. Ну, конечно. Выкрасть ведьму, задать вопросы, получить ответы и бум, успех. Смертельное проклятие обратится вспять.

Она бы станцевала.

Конечно, она никогда никого не похищала и понятия не имела, с какой стороны подойти к этому делу. Но она кое-что придумала.

«Кто ты?»

Прошлая Мэри Энн никогда не подумала бы о таком рискованном плане. Однако, это был новый мир, и ей пришлось приспособиться. Или умереть. А она не готова была умирать.

— Вернемся к ведьмам… — После того, как она обрисовала в общих чертах план Виктории, вампирша впервые посмотрела на нее с тех пор, как вошла в комнату, и задумчиво кивнула.

— Отлично.

Она лучезарно улыбнулась.

— Я и не думала, что ты такая корыстная, Мэри Энн.

Ее лучезарная улыбка медленно потускнела.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что одобряю твой план. Похитить и подвергнуть пыткам ради информации. А после встречи мы даже можем заключить сделку в обмен на пленницу. Если ведьмы поклянутся никогда не накладывать на нас проклятие, она будет жить.

А если они откажутся давать такую клятву? Мэри Энн почувствовала пустоту в животе. Ничто не заставит ее совершить убийство. А пытки? Нет! Она думала, отчасти даже ждала, что ведьма даст ответы в обмен на свободу. Легко и просто. Очевидно, Виктория считала иначе. Что она могла поступать жестоко — легко и без всякого раскаяния…