От них столь плотно несло возбуждением и азартом, что у разгоряченного недавними пытками Курута в голове мутнело, и он охотно дел вид, что совершенно не умеет играть, раз, за разом попадая то в стену, то во внешнее кольцо, набирая минимальное количество баллов. Ему нравилось так себя вести в последний год. Опасное притворство, разгоняющие кровь в жилах. Притвориться невинно овечкой, облачиться в белоснежный мех и смотреть на "хищника" невинными, шальными глазами, намекая, что согласен на многое. Градус коктейлей невероятно быстро повышался, в ушах приятно шумело, чужие взгляды наливались похотью. Хисоки все не было, или он просто решил понаблюдать со стороны - Курапика предполагал даже такой вариант.

Когда напряжение достигло пика, он, пробормотав что-то смущенное, пошатываясь, пошел в сторону туалетов. Блондин, конечно же "не заметил" как за ним вышли недавние партнеры по игре. В темном коридоре его обхватили за плечи и, зажав рот ладонью, вытащили через служебную дверь в переулок. Чужие руки жадно попытались залезть к "девушке" под одежду, один из мужчин укусил его за плечо, пока второй держал предполагаемую "жертву".

– Что за?!
– злой и растерянный голос прозвучал на весь переулок почти.
– Это пацан!
– блондин не выдержал и расхохотался, выворачиваясь из чужих рук в мгновение ока. Мужчины пытались его задержать, теперь от них несло разочарованием, яркой злостью, пополам с неудовлетворенным желанием. Курута нравилось, когда попадались такие ярые гомофобы - они буквально пылали негодованием, что их "обманули" и каждый раз пытались избить мальчишку, которого сами приняли за девушку, до полусмерти. Их приятнее всего было резать на маленькие, верещащие от боли куски. Один, второй, третий. Оторванные пальцы, выдранные с корнем языки, выдавленные глаза - вот что ждало таких личностей. Мастер не одобрял и не порицал подобного, сам он имел интересы, лежащие в другой плоскости, более холодные и возвышенные, но, как мужчина говорил - "понимаю, насколько в юности хочется огня".

Курапика горел. Убийство в этот раз не охладило пожара в крови, а только усилило его. Возможно, от того, как легко в этот раз оказалось превратить здоровых и отчаянно-злых мужчин в кровавую груду частей под названием "собери сам". Он ударил зло кулачком по стене, пнув в сторону, попавшую под ноги голову.

– Яре-яре. Мое сочувствие - они и правда были ужасны, - тягучий голос Хисоки разлился в темноте, капая на кожу горячей карамелью, обволакивая собой. Курапика развернулся на звук, почувствовав, как спрыгнул с края крыши фокусник. Он ощущал его подсознательно последние мгновения, но был слишком занят, чтобы среагировать. Вот если бы тот напал - тогда да. Но Хисока просто смотрел.
– Не самый лучший выбор.

– Ну, ты так откровенно опаздывал, что мне пришлось искать кого-то, кто вместо тебя решит меня пооблизывать, - усмехнулся Курута, глаза, которого, сейчас даже по краям линзы отсвечивали красным, настолько сильно было сияние затапливающее радужку. Хисока рассмеялся в ответ на подобную претензию. Подошел неспешно, обмакнув кончики пальцев в одну из луж крови и оставляя алый след, ведя рукой по стене.

– Они делали это отвратительно неправильно, - навис сверху. Его оппонент был таким хрупким - казалось, сдави посильнее и переломишь. Раньше внутри него ощущалось просто твердокаменное упрямство, но теперь мужчина чуял металлический жесткий стержень. Жесткость вкупе с внешней нежностью будоражила. Хотелось проверить на прочность это создание, что сейчас смотрело снизу вверх без капли опасений. Курапика, не будь он не так пьян ночным воздухом и ароматами крови, мог бы сказать, что пусть он опасался здраво Куроро и его "друзей", но фокусник будил в нем самоубийственное желание схлестнуться, узнать кто кого. Увы, сейчас он был не в той форме, чтобы полноценно заняться этим увлекательным без сомнения делом. И парень интуитивно понимал, что клоун тоже не будет действовать в полную силу пока не ощутит, что его противник созрел.

Аура Курапики, и так раскрытая, раскинулась в стороны, затопила собой проулок, заставляя в ужасе нестись отсюда прочь любого любопытного - будь то человек или животное. Она была легкая, острая, вызывающая крохотные иголочки, что кололи кожу, как электрический ток. Хисока выдохнул, ощутив ее, втянув носом вместо воздуха - а в следующий момент прижал мальчишку к стене. Подхватил легко, как куколку, заставляя обвить собственную талию ногами, потерся бедрами о пах блондина, чувствуя чужое возбуждение, легкое и яркое, словно цветочный аромат и давая ощутить свое - густое, тягучее.

– Играешь с огнем, хороший мой, - лицо мужчины исказилось, превращаясь в гротескную маску, как когда на островах, во время экзамена на звание Охотника. В то время, провоцируя замкнутого и угрюмого Курута на стычку, он подумать не мог, что внутри скрыт такой потенциал. Как твердое и упрямое, ужасно скучное яйцо, через которое проклюнулся пышущий алым жаром оперения птенец, что вскоре превратится в настоящего охотника, в хищника и убийцу, завораживающе-изящного в своей смертоносности. Острые когти впились в плечи мужчины, проводя особенно сильную параллель с представшим перед внутренним взором образом, и он всем телом зажал Курута, не давая даже дернуться. Впрочем, тот и не сопротивлялся особо, дыша возбужденно-быстро, рискуя получить гипервентиляцию.

– Мне нравится эта игра, - согласился Курапика, касаясь губами чужого подбородка и глядя снизу вверх. Его дыхание оседало вишневым цветом на чужой коже, расцветало ядовитыми соцветиями безумия.

– Пахнешь сладким и кровью, - пробормотал хрипло Хисока, прикусывая чужую скулу, оставляя легкий алый след. Мальчишка тихо рассмеялся на такую ласку, укусил фокусника в ответ, куда-то под подбородком, куда дотянулся. Чужие ловкие пальцы скользили по рисункам на предплечьях, сжимали и гладили, оборачивали в тягучую липкую ауру, буквально склеивая их в одно целое, кожа к коже, дыхание к дыханию. Одна ладонь мужчины скользнула в прохладную гущу прометалленных гладких волос, сжалась, заставляя запрокинуть голову. Губы Хисоки обвели металлические завитки рисунка на лице, погладили по нежному гладкому веку, а затем острый влажный язык скользнул вдоль глазного яблока, вынимая линзу. Курапику от этого неожиданного действия прошила острая судорога удовольствия, а мужчину уже слизнул и второй кусочек пластика.

Алые, дьявольские глаза - они завораживали и манили. Ему довелось в жизни видеть несколько раз в частных коллекциях глаза клана Курута, но ни одна из этих пар не была такой восхитительной.

– Если ты умрешь - я заберу себе твои глаза, - прошептал в чужой рот вместо поцелуя и толкнулся бедрами вперед, всего парой движений через одежду доводя до грани и себя, и тихо рассмеявшегося мальчишку. Смех перешел в стон, тонкие пальцы зарылись в рыжие волосы держащие форму прически без капли лака - на одной лишь ауре хозяина. Курапика ощущает, как фокусника трясет всего от едва сдерживаемого безумия, от неудовлетворенного до конца желания. Но совсем не желания секса.