— Вы ведь остаетесь. А вы, военная интеллигенция? Или там другой главный конструктор и тот пуск вас не касается?

Наконец, после многих перепроверок пуск Р-16 тоже прошел нормально. Учитывая опыт предыдущего пуска на 31-й, во избежание конфуза здесь решили построение расчета не проводить.

Получив сообщение об удачном пуске Р-16, мы отправились в столовую. Должен же маршал после двух таких трудных дней проверить и работу “маршальской” столовой. Утром во время завтрака нас предупредили, что обед, если заедет маршал, будет особый.

Несмотря на такую моральную подготовку, мы были потрясены. Перед каждым прибором в корочке кожаного переплета лежало меню. Мы читали его, как сказку: “Икра кетовая зернистая, севрюга заливная, усач холодного копчения, балык осетровый, спинка кетовая с лимоном, шпроты с лимоном, крабы с горошком под майонезом, ростбиф, ветчина с хреном, салат столичный из кур, грибы с луком, редиска в сметане, творог, сметана, борщ московский, лапша домашняя, суп с севрюгой, судак по-польски, поджарка из телятины, курица отварная, лангет с жареным картофелем и огурцом, котлеты по-киевски, блинчики с вареньем, блинчики со сметаной, кофе черный, кофе с молоком, чай с лимоном, чай с вареньем”. Фрукты — апельсины, яблоки, виноград — громоздились в хрустальных вазах на столе. Минеральные напитки были всяких сортов, включая лечебные “Ессентуки”.

Мы начали соревнование на число опробованных блюд. Кто-то высказал сожаление, что в меню не включены некоторые полезные для нашей деятельности компоненты.

— При маршале — ни-ни! У нас строжайший сухой закон на эти дни, — предупредил офицер военторга.

Маршал Малиновский так и не удостоил нашу столовую своим посещением.

Я старался отдать должное самым привлекательным закускам и блюдам “про запас”, но так и не смог израсходовать на “все про все” более трех рублей. Кто- то похвалился, что съел на целую пятерку. Цены были действительно по теперешним временам фантастические: эталоном служила цена самой дорогой закуски — зернистой икры. Порция, вполне приличная по объему, стоила всего 47 копеек.

После такого обеда ужинать было невозможно.

Мы явились в столовую только на следующий день для завтрака. Сказочное великолепие исчезло. Нас встретили не московские красавицы, а давно знакомые официантки. Тем не менее, мы сочли, что усиленное питание последних двух дней явилось хорошей компенсацией за треволнения в связи со смотром».

Вполне объективно рассказав о посещении Малиновским испытательного полигона, Черток почему-то сделал вывод, отнюдь не вытекающий из его же рассказа: «Не только главкомы, но и министр обороны маршал Малиновский не хочет глубоко разбираться в наших проблемах».

А ведь рассказ не очень-то дружественно настроенного к Малиновскому Чертока на самом деле дает нам довольно симпатичный портрет маршала. Он не терпит показухи и парадности и сам держится скромно. Поэтому отказывается от того, чтобы принять парад ракетных расчетов, не заглядывает в столовую, где для него приготовлен безалкогольный банкет. И не пытается пустить пыль в глаза, делая вид, что он все знает и понимает в новом для себя деле. Справедливо ругает конструкторов и других специалистов, из-за чьей небрежности приходится откладывать испытания. Пресекает многословные доклады, полные специальных деталей, в которых он все равно не разбирается. Зато в вопросах, понимаемых им сразу, дает довольно дельные советы.

Черток был обижен на Малиновского за то, что тот скептически относился к советской лунной программе и противился выделению средств для ее развития. Но советский лунный проект тех лет был явной авантюрой и наверняка привел бы к катастрофе и гибели людей.

Журналист и писатель Александр Щелоков рассказывает:

«На полигоне в Кубинке оборонщики показывали Хрущеву первые серийные противотанковые управляемые реактивные снаряды — ПТУРСы.

Как водится, для того, чтобы заслужить благосклонное отношение политического руководства к техническим новинкам, организаторы показа постарались ошарашить тех, кто наблюдал за стрельбой, ее эффективностью.

По большому счету, стрельба велась в упрощенных условиях. Операторы ПТУРСов тренировались на тех же директрисах, где потом вели боевое поражение целей. Здесь были заранее пристреляны рубежи и цели, неожиданностей не было и быть не могло.

Ракеты огненными шарами проносились над полем, впивались в темные глыбы танков, которые тут же вспыхивали огненными факелами.

Хрущев нервно прохаживался по помосту, на котором располагалось начальство, то и дело доставал носовой платок, вытирал лысину, восторженно охал, когда над очередным танком вздымалось пламя.

Когда стрельба прекратилась, взоры военных обратились к Хрущеву.

Великий стратег выпятил пузо. Он понимал: все ждут его оценки. А любая его оценка должна быть конкретно-исторической. И Хрущев ее тут же выдал:

— Эпоха танков окончена, — он произнес это торжественным тоном, скорее всего свято веря, что его слова войдут в историю, что их назовут провидческими, пророческими. — Больше их строить не будем. Танки из войн уйдут навсегда.

Присутствовавшие ошеломленно молчали. Генералы смелы на поле боя. Возражать политическому руководству осмеливается далеко не каждый. Все знают: возражение может обойтись себе дороже.