Остальные гориллы опомнились и высунули морды из укрытий. Нам оставалось не больше пяти метров до спасательной шлюпки.

Бегущий впереди Малыш затормозил. Развернулся и кинулся обратно.

– Куда?!
– заорал на него Чистюля.

На черную самку набросились сразу три гориллы из враждебной стаи. И Малыш решил вернуть долг чести.

Я прибавила скорость. Впечаталась в металлический борт шлюпки, потянулась к кодовому замку.

Рядом взвыл Чистюля:

– Малыш, назад! Немедленно!

Нащупывая нужные кнопки, снова обернулась. Потасовка между гориллами продолжалась. Воздух вновь наполнился криками и стонами. Наш товарищ вступил в неравную схватку с дикими тварями.

Я дернулась. Но командир не дал мне совершить роковую ошибку.

– Залезай!
– Подтолкнул меня под зад.

Перевалилась за борт, судорожно хватанула ртом воздух. Следом забрались остальные. Чистюля в последний раз обернулся на оставленного товарища.

К шлюпке уже спешили гориллы. Я слышала их вопли совсем близко. Высунулась из-за спины командира и взвыла:

– Не-е-ет!

Массивная когтистая лапа полоснула по шее Малыша. Из его распоротого горла хлынула кровь. Гигант упал, и на него навалились рычащие демоны.

Черная самка, круша налево и направо, смела с «вожака» его убийц. Но было поздно. Горилла ударила себя в грудь и завыла. Как и я.

Дылда усадил меня в кресло и застегнул ремни. Чистюля опустил люк шлюпки.

Я опомнилась и иступлено заверещала:

– Нужно забрать Малыша на борт.

Сидящий напротив Амон скорбно покачал головой.

– Его не спасти, сама видела.

Закрыла лицо ладонями и кивнула. Среди телохранителей не принято хоронить товарищей. У нас не должно быть друзей и привязанностей. Только хозяин.

Шлюпка задрожала и взмыла в воздух.

Глава 4

Как добрались до базы, помню плохо. Перед глазами все еще стояло лицо Малыша, и не верилось, что его больше нет. Напарники и элитчики разделяли общую скорбь. И даже Михей не отпускал шуточек и управлял кораблем так, словно вез хрупкие кристаллы.

После давней, почти забытой трагедии детства, я впервые столкнулась со смертью близкого человека. Телохранители погибали, и часто, но вот так, на моих глазах... Ни наставления Медведя, ни опыт других пятерок не подготовили нас к этому. Чистюля был прав, игры остались в прошлом. Мое детство закончилось с подачи извергов в черных масках, а юность перечеркнула гориллья лапа.

Батя, если и расстроился, то виду не подал. И принялся вразумлять поникших нас излюбленным способом.

– Стоять смирно и носами не хлюпать!
– орал он, окидывая нас проницательным и суровым взором.
– У меня тут не пансион для благородных барышень. Я не отдавал приказ защищать горилл и рисковать шкурами ради возвышенных целей.

Утерла глаза рукавом куртки и подобралась. Вскинула голову.

– Малыш погиб как герой.

Медведь зарычал. Подскочил ко мне - ухватил за ворот куртки и приподнял над полом.

– По-идиотски он погиб! Понимаешь?!

Несмотря на бедственное положение, отважилась возразить:

– Малыш защищал того, кому доверился.

Медведь сверкнул глаза и рявкнул:

– Говорил мне Раф: не бери девчонку, у них вместо мозгов - мыльницы.

Батя разжал ладонь, и я соскользнула на пол.

– Сколько можно повторять, - продолжил он гневную речь, - вы не герои, не борцы за добро и справедливость. У телохранителя одна задача: защищать владельца. А пока не заимели хозяина - берегите «куколок». Свои понятия о справедливости и чести можете засунуть себе в «шлюзы».

Я всегда уважала Медведя как профессионала и ценила как наставника. Но в тот момент сорвалась. Обида, нанесенная погибшему другу, разбила в клочья инстинкт самосохранения.

– Ненавижу «куколок»!

У Медведя дернулся левый глаз. Лицо стало огненно-красным, как Марс.

– Ты...
– процедил батя сквозь стиснутые зубы, - недостойна звания телохранитель. Мягкотелая и бесхребетная. Сегодня же отправлю тебя подальше. Выбирай: работный дом или колония - любая, на твой вкус.

Выпятила грудь и одернула на себе куртку.

– Я отсюда не уйду. Не для того столько продержалась, чтобы уйти с позором.

Медведь прищурился и жестоко обронил:

– Не в моих правилах прощать оскорбления, нанесенные хозяину. Пусть и потенциальному.

Я шумно сглотнула. Батя, как всегда, прав: за такой проступок правилами предусмотрено не изгнание. Смерть!