Шрифт:
Мередию, Джеда и Меган очень заинтриговало мое новое состояние. Вернее, состояния, потому что каждый день мною завладевала новая эмоция. Им всегда хотелось узнать, что я сейчас чувствую, и предложить совет и утешение.
Как я уже говорила, на дворе стоял январь, и почти никто никуда не ходил.
— Ну, что сегодня? — приветствовал мое появление в офисе дружный хор.
— Обида. Обида на то, что, когда я была маленькой, у меня не было нормального отца.
Или:
— Печаль. У меня такое чувство, будто умер очень близкий мне человек.
Или:
— Чувство поражения. Я должна была сама ухаживать за папой.
Или:
— Вина. Я виновата в том, что бросила его.
Или:
— Зависть. Я завидую людям, у которых было счастливое детство.
Или:
— Обида…
— Как, опять? — спрашивала Мередия. — Пару дней назад уже была обида.
— Да, я знаю, — отвечала я. — Но это другая обида, теперь я обижаюсь на саму себя.
У нас проходили чудесные метафизические дискуссии. Особенно меня интересовал вопрос выживания в экстремальных ситуациях.
— Помните тех мальчиков, которые попали в авиакатастрофу в Андах? — спрашивала я.
— Тех, которые съели других пассажиров? — припоминала Мередия.
— И которых за это выгнали из родного города, когда они вернулись? — вносил свою лепту Джед.
Мы, как и все офисные работники, никогда не пренебрегали чтением бульварной прессы.
— Да, тех самых. Так как вы думаете, лучше почетно умереть или запачкать руки в грязной, низменной борьбе и выжить?
Мы обдумывали проблему со всех возможных и невозможных точек зрения, поднимая жизненно важные вопросы общечеловеческой морали.
— Интересно, каково человеческое мясо на вкус? — задумался Джед. — По-моему, я где-то слышал, что оно напоминает курятину.
— Курятину какую? Ножку или грудку? — спросила дотошная Мередия. — Потому что если оно похоже на куриную грудку, то я не против, но если на куриную ножку, то нет уж, увольте, я это есть не буду.
— И я тоже, — согласилась я. — Только если с соусом барбекю.
— А у этих мальчиков были с собой какие-нибудь приправы? Майонез там или кетчуп? — развивал тему Джед.
— И еще вопрос: отличался ли пилот по вкусу от простых пассажиров? — поинтересовалась я.
— Скорее всего да, — с видом знатока сказала Мередия.
— Как вы думаете, они готовили это мясо или ели прямо сырое? — спросила Меган.
— Сырое, наверное, — предположила я.
— Ой, меня сейчас вырвет, — предупредила Меган.
— Серьезно? — мы с интересом уставились на нее. Меган никогда не была неженкой. — Ты ведь даже не пила вчера.
Она и вправду выглядела бледновато. Хотя, может, это наконец сошел ее загар. Положив руку на грудь, Меган сделала несколько глубоких вдохов.
— Тебе действительно нехорошо? — встревожилась я. Джед благоразумно поставил Меган на колени урну.
Мы втроем уставились на нее, восхищенные перспективой стать свидетелями драмы и надеясь, что ее и в самом деле вырвет. Это бы так украсило наш рабочий день! Но через пару минут Меган сбросила урну с колен и объявила:
— Все, я в порядке. Давайте голосовать. Кто за то, что те мальчишки поступили правильно?
Три руки взлетели вверх.
— Эй, Люси, — сказал Джед. — Поднимай руку.
— Я не знаю…
— Люси, кому ты позволила выжить: себе или своему отцу, а?
Сгорая от стыда, я подняла руку. Потом, когда Мередия еще стояла с вытянутой вверх рукой, Джед пощекотал ее под мышкой. Мередия взвизгнула и захихикала:
— Ах ты, маленький…
И, не обращая внимания на нас с Меган, они принялись гоняться друг за другом, обзываясь и шутливо борясь. Я взглянула на Меган и многозначительно подняла брови. В ответ она тоже многозначительно подняла брови.
Серый январь все никак не заканчивался. И моя социальная жизнь оставалась все такой же пустой и голой. Пришлось мне возобновить отношения с Эдрианом из видеопроката. Минусом этих отношений, конечно, было то, что всякий раз, когда я заходила в прокат за комедией или мелодрамой, он заставлял меня брать какой-нибудь авангардный, серьезный, тяжелый фильм.
Честно говоря, я могла бы и не искать комедии и мелодрамы в видеопрокате, потому что в нашем офисе разыгрывалась настоящая мыльная опера. Мередия и Джед стали очень близки. Близки самым тесным образом. С работы они уходил всегда вместе (надо сказать, в этом не было ничего экстраординарного, потому что все служащие нашей компании уходили с работы в одно и то же время — ровно в пять всех как ветром сдувало с рабочих мест). Более явным признаком их близости было то, что они вместе приходили на работу. И в офисе они вели себя по отношению друг к другу очень игриво: то и дело пересмеивались, уединялись в укромных уголках и шептались, а когда их заставали вместе — краснели и смущались. Было похоже, что Джед влюбился по уши. И еще они играли в одну придуманную ими игру, в которую не допускали больше никого: Мередия подбрасывала под потолок конфеты или виноградины, а Джед пытался поймать их ртом, и если ему это удавалось, то он хлопал себя руками по бокам и издавал звуки, похожие на те, что издают тюлени в цирке.