— Ты можешь называть это вежливостью, а я называю это подлизыванием.

— Хорошо, Люси, — сдался Дэниел. — Называй как хочешь.

Мы завернули за угол, и показался наш дом. Мое настроение разом упало. Я ненавидела этот дом. Я ненавидела приезжать сюда.

Внезапно я вспомнила кое-что и схватила Дэниела за рукав.

— Дэниел!

— Что?

— Только упомяни при матери Гаса — и ты мертвец.

— Я и не собирался, — обиженно произнес он.

— Отлично. Хоть в этом вопросе мы понимаем друг друга.

— То есть ты не думаешь, что она обрадуется, узнав о нем? — лукаво спросил Дэниел.

— Заткнись.

Глава тридцать шестая

Я заметила, что занавеска в гостиной заколыхалась. Мы даже не успели нажать кнопку звонка, а мама уже распахнула дверь.

На секундочку мне стало ее жалко. «Неужели ей больше нечего делать?» — подумала я.

— Здравствуйте, здравствуйте, — весело приветствовала она нас, прямо-таки лучась гостеприимством и дружелюбием. — Сегодня на улице так холодно! Как дела, Дэниел? Как мило с твоей стороны, что ты приехал навестить нас! Ты сильно замерз? — спросила она, беря руку Дэниела в свои ладони. — Да нет, вроде не очень. Снимайте же пальто и проходите в комнату. Я уже сделала вам по кружке…

— О, миссис Салливан, я и не знал, что вы занялись гончарным ремеслом! — Дэниел с улыбкой подмигнул моей матери.

— Какой шутник! — залилась она в ответ по-девичьи звонким смехом и убежала на кухню.

Я сунула два пальца в рот и изобразила, что меня тошнит.

— Прекрати, — тихо проговорил Дэниел.

— Что это ты вдруг стал таким сердитым? — удивилась я. — Со мной ты обычно бываешь полюбезнее.

— Потому что иногда ты ведешь себя как избалованный ребенок.

Эта фраза разозлила и расстроила меня, поэтому, пока мы раздевались и вешали свои пальто на вешалку в крохотной прихожей, я раз пятьдесят повторила противным голосом: «Я — избалованный ребенок». Дэниел лишь неодобрительно поднял брови, но я знала, что он изо всех сил старается не рассмеяться.

— Если ты скажешь, что я веду себя по-детски, я тебя стукну, — предупредила я.

— Ты ведешь себя по-взрослому.

Тут у нас произошла небольшая стычка. Я размахнулась, чтобы ударить Дэниела, а он схватил меня за запястья и смеялся над моими попытками вырваться. Я дергалась и извивалась как могла, но не добилась ни малейшего успеха, а он все это время стоял как ни в чем не бывало и насмешливо взирал на меня сверху вниз.

Меня взволновало это поведение а-ля мачо. Более того, если бы на месте Дэниела был любой другой мужчина, то ситуация показалась бы мне весьма эротичной.

— Громила ты здоровенный. — Я знала, что эти слова заденут его. И точно: он тут же отпустил мои руки. Как ни парадоксально, меня это огорчило.

Мы прошли в теплую кухню, где мама суетливо расставляла печенье, сахарницу и молоко.

Папа сидел в кресле и негромко похрапывал. Я подошла к нему и нежно погладила его по седой лохматой голове. Его очки сбились на сторону, и я вдруг увидела, что он — старик. Не мужчина средних лет и даже не пожилой мужчина, а настоящий старик.

— Садитесь, выпейте чаю, вам надо согреться, — сказала мама. — Люси, у тебя, кажется, новая юбка?

— Нет.

— Какой она марки?

— Это не новая юбка.

— Это я слышала. Где сшита?

— Ты не знаешь этой марки.

— А может, знаю? Может, я не такая отсталая, как тебе кажется, — сказала она и снова по-дурацки захихикала, поглядывая на Дэниела и подвигая к нему тарелку с печеньем.

— «Кукай»[17], — проговорила я сквозь сжатые зубы.

— Что это за название такое? — спросила она и притворно засмеялась.

— Я же говорила тебе, что ты не знаешь такой марки. — Не знаю. И не хочу знать. А что за ткань? — Она схватила меня за подол.

— Понятия не имею! — Я раздраженно пыталась вырвать юбку из ее хватки. — Я покупаю вещи, потому что они мне нравятся, а не потому, что они сшиты из какой-то определенной ткани.

— Голая синтетика, — возмутилась мать. — Нет, ты посмотри только, как она мнется!

— Прекрати.

— А строчка — да любой ребенок прошил бы ровнее! Сколько, ты говоришь, она стоила?

— Я этого еще не говорила.

— Ну так скажи.

— Не помню, — буркнула я.

— Все ты отлично помнишь, просто тебе стыдно признаться. Наверняка страшно дорого.

Я ничего не ответила.

— Ты никогда не умела считать деньги.

Я опять промолчала.

— Знаешь старую поговорку: деньги и дураки расходятся запросто?

Я упорно не притрагивалась к чаю, потому что это она приготовила его. Удивительно, как это мать всегда умудрялась разозлить меня.

Напряжение снял Дэниел: он сходил в прихожую, принес оттуда торт и вручил его моей матери. Само собой, она пришла в восторг и чуть не вывернулась наизнанку, благодаря его.