Шрифт:
Он вынул пистолет из кармана.
– Я старый дурак. Мне не надо было приходить сюда... Ты так прекрасна!
– Сегодня вечером я снова встречусь с Леонардом.
– Замолчи.
– Завтра утром мы улетаем в Париж.
– Ты слышала, что я сказал?
– А оттуда в Стокгольм.
– Она весело рассмеялась и потрепала его по подбородку: - Вот так, мой толстячок.
Что-то зашевелилось в нем. Он побледнел. Он ясно понимал, что происходит: скрытый гнев, отвращение, ненависть пульсировали в нем, а тончайшие телепатические паутинки в феноменальном механизме ее головы улавливали эти сигналы смерти. Марионетка! Он сам и управлял ее телом с помощью невидимых нитей.
– Пухленький чудачок. А ведь когда-то был красив.
– Перестань!
– Ты старый, старый, а мне ведь только тридцать один год. Ах, Джордж, как же слеп ты был - работал, а я тем временем опять влюбилась... А Леонард просто прелесть, правда?
Он поднял пистолет, не глядя на нее.
– Кэти.
– "Голова его - чистое золото..." - прошептала она.
– Кэти, не надо!
– крикнул он.
– "...Кудри его волнистые, черные, как ворон... Руки его - золотые кругляки, усаженные топазами!"
Откуда у нее эти слова песни песней? Они звучат в его мозгу - как же получается, что она их произносит?
– Кэти, не заставляй меня это делать!
– "Щеки его - цветник ароматный...
– бормотала она, закрыв глаза и неслышно ступая по комнате.
– Живот его - как изваяние из слоновой кости... Голени его - мраморные столбы..."
– Кэти!
– взвизгнул он.
– "Уста его - сладость..."
Выстрел.
– "...Вот кто возлюбленный мой..."
Еще выстрел.
Она упала.
– Кэти, Кэти, Кэти!!
Он всадил в нее еще четыре пули.
Она лежала и дергалась. Ее бесчувственный рот широко раскрылся, и какой-то механизм, уже зверски изуродованный, заставлял ее повторять вновь и вновь: "Возлюбленный, возлюбленный, возлюбленный..."
Джордж Хилл потерял сознание.
Он очнулся от прикосновения прохладной влажной ткани к его лбу.
– Все кончено, - сказал темноволосый человек.
– Кончено?
– шепотом переспросил Джордж.
Темноволосый кивнул.
Джордж бессильно глянул на свои руки. Он помнил, что они были в крови. Он упал на пол, когда потерял сознание, но и сейчас в нем еще жило воспоминание о том, что по его рукам потоком льется настоящая кровь.
Сейчас руки его были чисто вымыты.
– Мне нужно уйти, - сказал Джордж Хилл.
– Если вы чувствуете, что можете...
– Вполне.
– Он встал.
– Уеду в Париж. Начну все сначала. Звонить Кэти и вообще ничего такого делать, наверно, не следует.
– Кэти мертва.
– Ах да, конечно, я же убил ее! Господи, кровь была совсем как настоящая...
– Мы очень гордимся этой деталью.
Хилл спустился на лифте в вестибюль и вышел на улицу. Лил дождь. Но ему хотелось часами бродить по городу. Он очистился от гнева и жажды убийства. Воспоминание было так ужасно, что он понимал: ему уже никогда не захочется убить. Даже если настоящая Кэти появилась бы сейчас перед ним, он возблагодарил бы бога и упал, позабыв обо всем на свете, к ее ногам. Но она была мертва. Он сделал, что собирался. Он попрал закон, и никто об этом не узнает.
Прохладные капли дождя освежали лицо. Он должен немедленно уехать, пока не прошло это чувство очищения. В конце концов, какой смысл в этих "очистительных" процедурах, если снова браться за старое? Главное назначение кукол в том и заключается, чтобы предупреждать р_е_а_л_ь_н_ы_е преступления. Захотелось тебе избить, убить или помучить кого-нибудь, вот и отведи душу на марионетке... Возвращаться домой нет решительно никакого смысла. Возможно, Кэти сейчас там, а ему хотелось думать о ней только как о мертвой - он ведь об этом должным образом позаботился.
Он остановился у края тротуара и смотрел на проносящиеся мимо машины. Он глубоко вдыхал свежий воздух и ощущал, как постепенно спадает напряжение.
– Мистер Хилл?
– проговорил голос рядом с ним.
– Да. В чем дело?
На его руке щелкнули наручники.
– Вы арестованы.
– Но...
– Следуйте за мной. Смит, арестуйте остальных наверху.
– Вы не имеете права...
– За убийство - имеем.
Гром грянул с неба.
Без десяти девять вечера. Вот уже десять дней как льет, не переставая, дождь. Он и сейчас поливает стены тюрьмы. Джордж высунул руку через решетку окна, и капли дождя теперь собирались в маленькие лужицы на его дрожащих ладонях.