Шрифт:
Урсула купила себе пять килограммов малины, сидит на диване и уминает.
— А тебе плохо не станет? — побеспокоилась я.
— Понимаешь, у нас стаканчик малины стоит пять долларов, а у вас килограмм — доллар. Я решила наесться до отвала.
Швидко сделал наброски для сайта господина Аббаса. Получилось просто супер. Арт-директор посмотрел и заявил, что такие сайты делают первокурсники худпрома. Это он, конечно, сказал из зависти.
Прибежал фотограф и принес полную коробку вишен. Якобы из своего сада, но слабо верится, наверно, украл где-то. Стали есть ягоды. Через час у всех начался понос. Послали офис-менеджера за лекарством, та наотрез отказалась идти, поскольку тоже ела вишни и теперь каждые пять минут бегает в туалет. Швидко сказал, что хорошо бы выпить крепко заваренного черного чая. Заварили чай — не помогает. Все сидят на рабочих местах, и никто не решается пойти домой, клянут фотографа на чем свет стоит. Урсула рыдает и говорит, что от диареи можно умереть. Фотограф почесал затылок и предположил, что понос скорее всего оттого, что мы не вымыли ягоды, а он их три дня назад чем-то опрыскивал.
— Подохнем усе, уа-а-а, — засмеялся он.
Урсула, услышав это, легла на диван и приготовилась умирать. Мимозина позвонила своему Леше и попросила его срочно приехать и привезти какое-нибудь средство от поноса. Пробин бегает по офису и орет, что у него важное свидание с девушкой, остальные сидят молча и периодически выходят по нужде. Последним побежал Швидко, вернулся и поставил всех в известность, что туалет закрыли на ремонт.
— Что же теперь делать? — взвыл технический дизайнер, который из жадности съел вишен больше всех.
— Ничего, на больничный двор бегать, — спокойно ответил Мишкин. — Я уже бегу, кто со мной?
— Я, — вздохнул программист.
Решили ходить парами. Пока один нужду справляет — второй стоит на карауле. Мучились часа два, пока наконец не приехал Леша и не привез лекарство. За таблетками выстроилась очередь, раздавали по старшинству, но хватило на всех. Через некоторое время всем полегчало, но уходить никто не торопится, сидят и ждут: а вдруг снова начнется. Урсула прогулялась до ближайшей аптеки, купила самые большие памперсы, напялила их и облегченно вздохнула:
— Теперь и домой ехать не так страшно.
Самыми смелыми оказались мы со Швидко: вышли из офиса и отправились гулять. Правда, учитывая обстоятельства, от пива и мороженого пришлось отказаться. Я попыталась осторожно выяснить, как продвигается дело с разводом.
— Так это еще не скоро свершится, ждать надо, — вздохнул Швидко, — да и куда торопиться.
— Это точно, — вздохнула я.
Ему-то торопиться, может, и некуда, а мне как-то неприятно встречаться с женатым мужчиной, пусть он даже давно не живет с женой, все равно неприятно. К тому же я все жду, что теперь, когда все устаканилось и между нами нет никаких недомолвок, по идее он должен сделать мне предложение. Но вместо того чтобы мягко подвести человека к этому решению, я вдруг ни с того ни с сего начала рассусоливать о том, что замуж мне никогда не хотелось и не хочется, что семейная жизнь не для меня, поскольку я очень ценю свободу, что дети-кухня-семья — не мой удел и вообще я собираюсь сделать карьеру.
— Знаешь, ты права. Ерунда все это. Я, например, тоже за свободные отношения. Один раз уже был женат, и хватит, — ответил Швидко.
Я закусила губу и задумалась. Вот кто меня тянул за мой поганый язык, а? Теперь, даже если он и хотел сделать мне предложение, то передумает. Еще бы, ведь девушка не собирается замуж.
Пришла домой, села на диван и задумалась. Папа стучит на балконе, как дятел.
— Что он делает? — спросила я у мамы.
— Херней страдает, — сказала мама.
— Это не херня, а ульи, — гордо ответил папа и показал мне какую-то странную конструкцию, которая меньше всего похожа на домик для пчел.
Сегодня папа купил газету и стал читать объявления. Почитал с десяток и выяснил, что ульи пользуются большим спросом. Притащил доски и оккупировал балкон.
Пошла в ванную. Висят на веревочке мои джинсы. Да уж, «Тайд» отбелит все, что угодно. Джинсы покрыты белыми пятнами. Мама сказала, что это не так уж и страшно, все равно они у меня были потертые, так что пятна практически не заметны.
Позвонила Нане и рассказала ей о нашем разговоре со Швидко. Нана назвала меня дурой и сказала, что теперь мне точно ничего не светит и надо искать нового мужика.
— Но я его люблю, — возразила я.
— Любовь приходит и уходит, но в твоем возрасте давно пора устраивать свою жизнь, — ответила Нана.
Я легла спать в самых расстроенных чувствах. Проворонила я свое счастье, нечего сказать, проворонила. А все мой длинный язык.
День шестьдесят четвертый
Работать не хочется категорически. Поставила себе «Фотошоп», попробовала рисовать коней — не рисуются. Вообще ни к чему интереса нет, после вчерашнего разговора со Швидко чувствую себя полной идиоткой. Что делать? Сказать ему сегодня, что я передумала и очень хочу выйти за него замуж? Как-то несерьезно, я ведь уже не маленькая девочка. Решила прогуляться. Возле кафе встретила Нану.
— Пошли со мной, я на сеанс иду, — улыбнулась она.
— Какой сеанс?
— К гадалке записалась, порчу снимает.
— Вечно тебя куда-то заносит. А что с психологией?
— Психология ерунда, вот эзотерика — вещь, — ответила Нана, схватила меня за руку и потащила в какую-то подворотню.
Пришли к гадалке, я осталась ждать Нану в коридоре, а она пошла в кабинет. Уж не знаю, что ей там снимали, наверно, на Нане была вселенская порча, но вышла она из кабинета спустя два часа, вся мокрая от пота, но счастливая.