— Нет… просто я в детстве часто ангиной болела. Могу отличить. И как лечить знаю.

В принципе, Дмитрию было уже все равно. Температура фигачила — тут сомневаться не приходилось, и если сначала ему было жарко, то нынче — знобило. Рот он послушно открыл. Маша подсветила себе фонариком от телефона и сокрушенно покачала головой:

— Дело плохо.

— Я, что, умру?

— Даже не надейтесь. Это было бы слишком просто. А так… придется немного помучиться. И, конечно, постельный режим. У вас есть, кому за вами ухаживать? — спросила без всякой задней мысли, потому что ему действительно сейчас требовался уход.

— Разберемся… — буркнул Самохин, заваливаясь на диван.

— Дмитрий Николаевич, может, врача?

— Никаких скорых, Мурушкина. Так и знай.

— А что же мне с вами делать?

— Как, что? Не ты ли мне буквально минуту назад говорила, что знаешь, как это дело лечить?

Язык генерального заплетался, а ведь это только начало. Дальше, однозначно, хуже будет. Мура осела в кресло. Дернул же ее черт языком болтать! И что теперь прикажете делать? Как расценивать его слова? Как приказ начальника о нем позаботиться? Маша растерянно покосилась на часы, а когда вернулась взглядом к Самохину, тот уже отключился. Просто великолепно!

Первым делом Мура потопала в аптеку. Поскольку в доме генерального царил идеальный порядок, ключи отыскались быстро. Деньги тоже нашлись, но их брать Маша не стала. Лучше уж за свои лекарства купит, а потом, при случае, чеки сдаст болящему под отчет. По дороге в аптеку позвонила деду, предупредив того, что ночевать будет у Люси с Иваном. Так уже случалось, когда они с братом засиживались за разговорами допоздна.

— Так я не поняла, ты к нам ночевать придешь, или у своего матерщинника останешься? — поинтересовалась Люся, стоило Маше ей все объяснить.

— Даже не знаю, — растерялась та. — Дурацкая ситуация. И бросить его — не бросишь, и как оставить его вот так — ума не приложу.

— Вот и не прикладывай! Думать много — вредно! К тому же, это ведь такой шанс, Машуль!

— На что это ты намекаешь? — подозрительно поинтересовалась Мура у снохи, будучи полностью уверенной в том, что о ее чувствах к Самохину никто не знает. Ну, за исключением Лизетты, конечно, но эта дама все, что угодно, выпытает. Здесь без вариантов!

— Ну… как же? Ты уже забыла, на чей капот твой башмак свалился? Это ведь судьба, Маш!

— И ты туда же! Разве можно верить в подобную чушь?! — возмутилась Мура, и сама себе не поверила.

— Нет, ну, а что? Ты сама подумай… Тем более, мужчина какой! Положительный во всех отношениях. Взрослый, опять же, и что-то мне подсказывает, что тебе как раз такой мужчина и нужен.

— Ага! Такой… — пробубнила себе под нос Маша. Сговорились они там, что ли? — В общем, как только что-нибудь прояснится — так я сразу и отзвонюсь.

Когда Маша вернулась из аптеки, Самохин все так же спал. Потрогав лоб начальника, Мура решила, что без таблеток жаропонижающего ему точно не обойтись. А может, и чего покрепче поставить придется. Например, анальгин с димедролом. Укол, который, известно, в какое место ставится. Щеки опалил жар — проклятье всех рыжих людей. Ну, просто зашибись — начало отношений! Романтика, че…

Самохин выплывать из беспамятства не торопился. Он что-то бормотал и уворачивался от ее рук.

— Дмитрий Николаевич, вам нужно выпить жаропонижающее! — набралась храбрости Мура и даже голос повысила! Несильно, насколько могла…

Тот все же приоткрыл немного глаза.

— Маша?

— У вас ангина и высокая температура, я сходила в аптеку и купила лекарства, которые вам нужно принять, — объяснила свое присутствие в его доме Мура, на случай, если Самохин забыл.

— У меня ангина, а не слабоумие, — заворчал тот, принимая из ее рук две таблетки ибупрофена, — я и так все помню.

— Хорошо. А есть, кому о вас позаботиться? — повторила свой вопрос девушка. — Может быть, мне можно кому-то позвонить? Оставлять вас одного небезопасно, и…

— Вот ты и позаботься…

Прекрасно! Она, конечно же, только об этом и мечтала! Мура с досадой фыркнула и, вскочив со своего места, подалась в ванную, чтобы приготовить больному компресс. Но даже ей самой её возмущение показалось слишком вялым и бутафорским. Однажды кто-то из Машиных бывших одноклассников ляпнул, что темперамента в ней было не больше, чем в дохлой рыбе, и, наверное, тот урод был не далек от истины. Во всяком случае, внешне она редко когда проявляла свою эмоциональность, и это незавидное свойство характера было тоже родом из детства. Не шуми, не прыгай, лишний раз ни о чем не спрашивай. Лизетта утверждала, что она была забитой, а Мура и не спорила, хотя с появлением в ее жизни брата и начала отмечать в себе некоторые изменения. Чувство, что ты хоть кому-то нужен — было прекрасным. Оно раскрепощало и наполняло тело легкой воздушной радостью.

Мура оглядела ванную комнату и тяжело вздохнула. Ну, и как здесь вообще кран включается? Ни поворотного механизма, ни ручки. Один смеситель торчит прямо из каменной (уж не мраморной ли?) столешницы — и все! Заглянула в душевую кабинку. Ну, здесь попроще… Хоть пипка есть, которую Мура и принялась вертеть. А та возьми — и сработай. И окати ее с ног до головы из каких-то хитро вмонтированных в стене форсунок. Игрушки дьявола! Ну, и что теперь? Взяла аккуратно сложенное в нише под раковиной полотенце, обтерлась. Отжала компресс и, наконец, вернулась к болящему.