Но и магистру уже нечего больше терять. Нет в нём ничего, кроме текущей жизни, а значит, и демон ничего не сможет отнять у него свыше имеемого. Фабиусу не нужно бояться смерти души — странно то, что она вообще уцелела до этих пор во тьме заблуждений.

Нет, не демон страшен магистру — лишь он сам создатель своей погибели! Да будет так, и… будь что будет!

Фабиус встрепенулся, возвращаясь в себя.

Расширенным зрением, оставленным ему демоном, он увидел, как стражников, идущих к префекту, догоняет посыльный на рыжей горбоносой кобыле. Как маракуют и спорят вояки перед дырой в высоченном заборе префекта. Как ругаются со слугами, не желающими пускать их в дом к господам.

Фабиус прошёл через обеденную залу и открыл двери на лестницу, что прошлой ночью была завалена телами бунтовщиков.

Отмытые мраморные ступени сбегали к порогу тусклой серой лентой. Там мажордом махал руками перед лицами стражников. Надувал торжественные красные щёки, такие неубедительные в апофеозе суточной щетины.

Фабиус, не желая возвышать голос, направился вниз, вспоминая, кто стоял на каждой из каменных ступеней. Вот тут был худой и измождённый служитель несуществующего бога, вот здесь — бандит…

Стражник, спешивший к префекту с известием, заметил мага и замолчал. Потом замолчали и остальные.

— Что случилось? — спросил магистр Фабиус негромко, но так, что шумные посланцы сбились в испуганную кучу.

Вперёд вытолкали гонца:

— Доброго вам… кхе… утречка, мейгир, — начал он, подкашливая от волнения. — У Утренних ворот пришлые толкутся, значит. Гутарят, что, мол, из Дабэна они… кхе… того. Префекту велели сказать, мол, пущать али не?

Стражник поклонился весьма изящно, но акцент у него был здешний, провинциальный.

Фабиус потёр лоб.

— Много их? — спросил он ещё тише, понимая, что флёр демонического сознания витает над ним и пугает людей.

— Значит… Много, мобуть, — пробормотал стражник. — Были б три семьи, так решили б как-нибудь без префекта.

«И то верно», — подумал Фабиус.

А вслух сказал:

— Вели пускать. И пусть пришедшие из Дабэна встанут лагерем на Кровавой площади у церкви. Тех же, кто откажется, пусть доставят сюда.

Так магистр надеялся не пропустить в город вместе с беженцами новых крещёных. Своих хватало. Тут и церковь не грех было представить пугалом.

— И пошли людей починить ворота!

Он не удержался, поднял голос. И понял, что больше ничего и не требуется, как не зададут уже и вопросов. И даже к стражникам сейчас перейдёт от него часть силы, что позволит им распоряжаться от его имени.

Маг тяжело вздохнул и ощутил, как усталость горбит плечи и спину.

Ему не нравилась та свобода, с которой демон давал ему свою власть над людьми. Фабиус не успевал и уловить, как и когда тот входил внутрь него и покидал своё пристанище.

Магистр снова вспомнил песню, что плескалась в памяти на самой глубине, и словно бы ощутил спиной опору.

— Поторопитесь же! — бросил он стражникам и поднялся в залу.

Демон ждал.

— Продолжим? — спросил он.

Мол, я помог решить текущие людские проблемы, давай займёмся расследованием?

Маг хмыкнул. Пожалуй, он тоже был весьма заинтересован в распутывании этого хитрого клубка с фурией и личинами мэтра Грэ. Чёртом стал префект или бесом — его нужно было поймать. Но как?

— Я бы начал с неё, — Фабиус задумчиво кивнул на кошку. — Она была кем-то вызвана. Хорошо бы узнать, кем?

Демон, казалось, растерялся. Алекто в облике кошки мирно дремала под столом.

— Но как мы её спросим? — удивился он.

Фабиус пожал плечами:

— Ну, например, так, как это делает инквизиция. Подвесим над костром и будем задавать вопросы. Думаю, даже если тебе будет не по силам проникнуть в её мысли, она сумеет подавать знаки, вроде «да» или «нет». Пусть жмурится или прижимает уши?

Кошка, услышав, что её собираются подвернуть поджариванию на костре, вздыбила шерсть и сердито зашипела.

Демону, наверное, ничего не стоило поймать её за шкирку, как обычного зверя, но он медлил. А Фабиус понятия не имел, какие зубы у фурии в кошачьем облике — звериные или таки родные, адские?

Он обвёл глазами стол и заметил серебряное блюдо. Серебро — неплохая подмога в поимке магической твари, особенно, если нужно всего лишь оглушить…

Фурия попятилась и прижалась к ногам инкуба. Шипение её стало жалобным.